На другой день, в 8 часов утра, Пьер сНесвицким приехали в Сокольницкий лес и нашли там уже Долохова, Денисова и Ростова.Пьер имел вид человека, занятого какими-то соображениями, вовсе не касающимисядо предстоящего дела. Осунувшееся лицо его было желто. Он видимо не спал туночь. Он рассеянно оглядывался вокруг себя и морщился, как будто от яркогосолнца. Два соображения исключительно занимали его: виновность его жены, вкоторой после бессонной ночи уже не оставалось ни малейшего сомнения, иневинность Долохова, не имевшего никакой причины беречь честь чужого для негочеловека. «Может быть, я бы то же самое сделал бы на его месте, думал Пьер.Даже наверное я бы сделал то же самое; к чему же эта дуэль, это убийство? Или яубью его, или он попадет мне в голову, в локоть, в коленку. Уйти отсюда,бежать, зарыться куда-нибудь», приходило ему в голову. Но именно в те минуты, когдаему приходили такие мысли. он с особенно-спокойным и рассеянным видом,внушавшим уважение смотревшим на него, спрашивал: «Скоро ли, и готово ли?»

Когда всё было готово, сабли воткнуты в снег,означая барьер, до которого следовало сходиться, и пистолеты заряжены,Несвицкий подошел к Пьеру.

— Я бы не исполнил своей обязанности, граф, —сказал он робким голосом, — и не оправдал бы того доверия и чести, которые вымне сделали, выбрав меня своим секундантом, ежели бы я в эту важную минуту,очень важную минуту, не сказал вам всю правду. Я полагаю, что дело это не имеетдостаточно причин, и что не стоит того, чтобы за него проливать кровь… Вы былинеправы, не совсем правы, вы погорячились…

— Ах да, ужасно глупо… — сказал Пьер.

— Так позвольте мне передать ваше сожаление, ия уверен, что наши противники согласятся принять ваше извинение, — сказалНесвицкий (так же как и другие участники дела и как и все в подобных делах, неверя еще, чтобы дело дошло до действительной дуэли). — Вы знаете, граф, гораздоблагороднее сознать свою ошибку, чем довести дело до непоправимого. Обиды ни содной стороны не было. Позвольте мне переговорить…

— Нет, об чем же говорить! — сказал Пьер, —всё равно… Так готово? — прибавил он. — Вы мне скажите только, как куда ходить,и стрелять куда? — сказал он, неестественно-кротко улыбаясь. — Он взял в рукипистолет, стал расспрашивать о способе спуска, так как он до сих пор не держалв руках пистолета, в чем он не хотел сознаваться. — Ах да, вот так, я знаю, язабыл только, — говорил он.

— Никаких извинений, ничего решительно, —говорил Долохов Денисову, который с своей стороны тоже сделал попыткупримирения, и тоже подошел к назначенному месту.

Место для поединка было выбрано шагах в 80-тиот дороги, на которой остались сани, на небольшой полянке соснового леса,покрытой истаявшим от стоявших последние дни оттепелей снегом. Противникистояли шагах в 40-ка друг от друга, у краев поляны. Секунданты, размеряя шаги,проложили, отпечатавшиеся по мокрому, глубокому снегу, следы от того места, гдеони стояли, до сабель Несвицкого и Денисова, означавших барьер и воткнутых в10-ти шагах друг от друга. Оттепель и туман продолжались; за 40 шагов ничего небыло видно. Минуты три всё было уже готово, и всё-таки медлили начинать, всемолчали.

— Ну, начинать! — сказал Долохов.

— Что же, — сказал Пьер, всё так же улыбаясь.— Становилось страшно. Очевидно было, что дело, начавшееся так легко, уже ничемне могло быть предотвращено, что оно шло само собою, уже независимо от волилюдей, и должно было совершиться. Денисов первый вышел вперед до барьера ипровозгласил:

— Так как п`отивники отказались от п`ими`ения,то не угодно ли начинать: взять пистолеты и по слову т`и начинать сходиться.

— Г…`аз! Два! Т`и!.. — сердито прокричалДенисов и отошел в сторону. Оба пошли по протоптанным дорожкам всё ближе иближе, в тумане узнавая друг друга. Противники имели право, сходясь до барьера,стрелять, когда кто захочет. Долохов шел медленно, не поднимая пистолета,вглядываясь своими светлыми, блестящими, голубыми глазами в лицо своегопротивника. Рот его, как и всегда, имел на себе подобие улыбки.

— Так когда хочу — могу стрелять! — сказалПьер, при слове три быстрыми шагами пошел вперед, сбиваясь с протоптаннойдорожки и шагая по цельному снегу. Пьер держал пистолет, вытянув вперед правуюруку, видимо боясь как бы из этого пистолета не убить самого себя. Левую рукуон старательно отставлял назад, потому что ему хотелось поддержать ею правуюруку, а он знал, что этого нельзя было. Пройдя шагов шесть и сбившись с дорожкив снег, Пьер оглянулся под ноги, опять быстро взглянул на Долохова, и потянувпальцем, как его учили, выстрелил. Никак не ожидая такого сильного звука, Пьервздрогнул от своего выстрела, потом улыбнулся сам своему впечатлению иостановился. Дым, особенно-густой от тумана, помешал ему видеть в первоемгновение; но другого выстрела, которого он ждал, не последовало. Только слышныбыли торопливые шаги Долохова, и из-за дыма показалась его фигура. Одной рукойон держался за левый бок, другой сжимал опущенный пистолет. Лицо его былобледно. Ростов подбежал и что-то сказал ему.

— Не…е…т, — проговорил сквозь зубы Долохов, —нет, не кончено, — и сделав еще несколько падающих, ковыляющих шагов до самойсабли, упал на снег подле нее. Левая рука его была в крови, он обтер ее осюртук и оперся ею. Лицо его было бледно, нахмуренно и дрожало.

— Пожалу… — начал Долохов, но не мог сразувыговорить… — пожалуйте, договорил он с усилием. Пьер, едва удерживая рыдания,побежал к Долохову, и хотел уже перейти пространство, отделяющее барьеры, какДолохов крикнул: — к барьеру! — и Пьер, поняв в чем дело, остановился у своейсабли. Только 10 шагов разделяло их. Долохов опустился головой к снегу, жадноукусил снег, опять поднял голову, поправился, подобрал ноги и сел, отыскиваяпрочный центр тяжести. Он глотал холодный снег и сосал его; губы его дрожали,но всё улыбаясь; глаза блестели усилием и злобой последних собранных сил. Онподнял пистолет и стал целиться.

— Боком, закройтесь пистолетом, — проговорилНесвицкий.

— 3ак`ойтесь! — не выдержав, крикнул дажеДенисов своему противнику.

Пьер с кроткой улыбкой сожаления и раскаяния,беспомощно расставив ноги и руки, прямо своей широкой грудью стоял передДолоховым и грустно смотрел на него. Денисов, Ростов и Несвицкий зажмурились. Водно и то же время они услыхали выстрел и злой крик Долохова.

— Мимо! — крикнул Долохов и бессильно лег наснег лицом книзу. Пьер схватился за голову и, повернувшись назад, пошел в лес,шагая целиком по снегу и вслух приговаривая непонятные слова:

— Глупо… глупо! Смерть… ложь… — твердил онморщась. Несвицкий остановил его и повез домой.