– Обучена. Только что ей писать? Я вам сам за неё все признательные показания напишу!

– Для воздаяния ей по заслугам, того, что вы подписали, вполне достаточно, Ваша Светлость. Я поинтересовался исключительно с целью дать ей перед смертью возможность облегчить душу и исповедоваться. Не волнуйтесь, не волнуйтесь так, – заметив, что герцог готов начать с ним спорить, упреждающе поднял руку Альфред, – это никак не повлияет на её участь. Это формальность, которую мне бы хотелось соблюсти. Идите.

– Тогда, конечно. Ещё раз благодарю, Ваше Святейшество, – явно приободрившийся герцог, повинуясь жесту Альфреда, кланяясь, вышел из его кабинета.

Илиас, немного задержавшись на пороге, негромко осведомился:

– Мне герцога проводить и вернуться или сразу с ним ехать?

– Сразу поезжай и проведи там, как я уже сказал, в течение девяти дней всё по всем правилам и со всем усердием. Ты услышал меня? А в деле дознания и воздаяния по заслугам мне твоя помощь без надобности, сам с этой тварью разберусь…

Видя, какой злостью исказилось лицо Альфреда на последних словах, Илиас, клятвенно прижав руки к груди, испуганно склонился и проговорил:

– Я всё понял, сделаю наилучшим образом, со всем усердием, не извольте сомневаться. И молебны там устрою, и панихиды во всех близлежащих храмах организую. Всё наилучшим образом будет. На десятый день вернусь, доложу. Будем надеяться, это ей действительно поможет.

– Иди!

Когда за Илиасом закрылась дверь, Альфред с усмешкой откинулся на спинку кресла. Неплохо он придумал, как спровадить его отсюда больше чем на неделю. Теперь надо решить, какую стратегию применить с этой, как там её, он заглянул в бумаги, с Люсьеной.

Глава 56

Люсьена лежала на полу маленькой камеры, зажатая в металлическом распятии в виде креста. Сил не было даже на слёзы.

Весь день был сущим кошмаром, который начался с того, что её поймал и не дал сбежать толстый священник и отвёз во дворец инквизиции, где сначала допрашивал один инквизитор, затем второй, более старший, после чего её надолго оставили привязанной в зале, где пытали и истязали других подозреваемых.

А потом события приняли совсем угрожающий поворот, поскольку её привели в комнату, где на неё, узнав, набросился герцог, намереваясь задушить, но ему не дали. Хотя лучше бы он её задушил, ибо его обвинения в том, что она колдунья, не оставляли ей даже шанса на спасение. И то, что её саму после этого положили на стол палача и начали готовить к тем истязаниям, которым она до этого была лишь свидетельницей, было явным тому доказательством.

От страха её трясло, и она беспрестанно кричала, пока ей не заткнули рот приспособлением, через которое она могла лишь дышать.

После этого к ней подошёл допрашивавший её раньше более старший инквизитор с тонкими губами и очень тяжёлым пронизывающим взглядом и предложил написать, куда она хотела отвезти кота.

Пересиливая страх, она тогда поломала несколько перьев, что ей давали, в надежде, что её примут за сумасшедшую и, наконец, убьют. Но инквизитор не торопился, каждый раз холодным тоном с нескрываемой угрозой роняя, что поступила она крайне неосмотрительно и себе во вред, причём не только своему бренному телу, которому сейчас будет очень больно, но и душе, муки которой будут куда как более ужасающие, чём те пытки, которым её подвергнут в надежде душу её всё же спасти.

Этот его монотонный голос доводил её до исступления, она хрипела и выдиралась из сдерживающих её пут, показывая, что не желает с ним общаться, и тогда палач начинал по его приказу закручивать тиски, и боль туманила разум настолько, что слезы у неё текли рекой, и ей самой начинало казаться, что она готова писать любые ответы, лишь бы её отпустили. Однако как только тиски чуть ослабляли и боль немного отступала, она вновь упрямо ломала вложенное в руку перо, поскольку внутренне была уверена, что ей ни в коем случае нельзя признаваться в сговоре с герцогиней.

– Зря, – в очередной раз тихо проговорил инквизитор, и палач уже вновь взялся за ворот тисков, но тут инквизитор вдруг сказал, что время молебна, и он продолжит допрос завтра утром, и у неё есть время подумать.

Палач предложил до утра её усадить на ведьминские козлы, стоящие неподалёку, обещая, что после ночи, проведённой на них, она станет намного более сговорчивой, но инквизитор проронил «ещё успеется» и велел заковать в это тяжёлое распятие. После чего её вместе с ним отволокли сюда и оставили на полу.

Перспектива ежедневно выносить пытки невероятно страшила, но что она может сделать? Всё же написать название городка, но не факт, что после этого её пытать больше не станут, скорее начнут ещё сильнее, получив подтверждение её сговора с герцогиней. И в результате всё равно сожгут.

От навалившейся жалости к себе защемило в груди и стало тяжело дышать. Она вся изогнулась и немного развернула распятие так, чтобы удобнее было лежать, и оно не столь сильно давило на грудь, но боль внутри не исчезла, наоборот, навалилась с новой силой.

В это самое время в замке звякнули ключи, дверь тихо отворилась, и в её камеру зашёл красивый черноволосый мужчина средних лет в чёрном плаще и с вороном на плече.

В первый момент Люсьене показалось, что это ей привиделось в окружающей полутьме, она даже зажмурилась и чуточку потрясла головой, но незнакомец от этого не пропал и, доказывая свою реальность, подошёл ближе.

После чего склонился над ней и, прижав палец к своим губам, показал, чтобы она молчала, а затем, разомкнув чём-то вроде отмычки удерживающие её руки и ноги крепления, помог подняться.

Потом достал из-под плаща скромное серое платье, протянул ей и едва слышно прошептал: «Надевай».

Люсьена быстро надела платье и, повинуясь жесту поманившего её за собой незнакомца, вышла из камеры, а тот, заперев за ними дверь, повёл её куда-то по хитросплетению коридоров и лестниц, потом вывел во двор и, усадив в стоящую неподалёку карету, после чего, скомандовав кучеру: «Трогай», сел рядом.

Они долго ехали, за окном кареты проплывали освещённые яркой луной ночные пейзажи, и всё происходящее напоминало Люсьене сон или сказку. Поэтому, нащупав рядом с собой на сиденье какую-то корзинку и заглянув в неё, она даже не удивилась, увидев в ней знакомого кота.

Потом незнакомец протянул ей лист бумаги и перо и произнёс:

– Место встречи напиши, если не хочешь пешком туда добираться, я подвезу.

Вместо названия города Люсьена написала: