Крупп, естественно, не пренебрег этим приглашением. Он воспринял его не как темный маневр честолюбивого политикана, а как приказ, отданный от имени главы государства. Назначив Гитлера рейхсканцлером, Гинденбург посвятил его в святая святых канцелярии и тем самым отдал ему верность главы крупнейшей в Германии фирмы.

Гости расселись в тщательно расставленных креслах. Круппа, из уважения к его богатству и званию председателя Имперского союза германской промышленности, усадили перед невысокой трибуной: позади него сидели четыре директора «Фарбен» и Альберт Феглер, глава влиятельной фирмы «Ферейнигте дойче штальверке». Сначала Геринг представил фюрера тем, кто, как и Крупп, видел его во плоти в первый раз. Затем встал канцлер. «В ближайшее время мы проводим последние выборы», – сказал он и умолк, чтобы подтекст его слов вернее дошел до сознания слушателей. Разумеется, переход к национал-социализму будет более гладким, если его партия одержит полную победу на выборах. Поэтому он просит их о поддержке. Помогая установить диктатуру, они помогут сами себе: «частное предпринимательство не может существовать при демократии». Чтобы сделать свою мысль предельно ясной, он добавил, что к зловещим формам, которые способна принять демократия, относятся и профсоюзы; Германия же, если оставить ее на милость подобных институтов, «неминуемо падет». Благороднейшая задача, стоящая перед руководителями страны, заключается в том, чтобы найти идеалы, которые сплотили бы немецкий народ, – и он нашел эти идеалы в национализме и в силе «власти и личности». Он заверил их, что не только уничтожит коммунистическую угрозу, но и восстановит вооруженные силы в их прежнем блеске. Как и во всех своих речах, Гитлер постоянно сбивался на другие темы, однако присутствующие прекрасно поняли, к чему он клонит. Он намеревался покончить с Веймарской республикой, и ему были нужны их деньги. Независимо от результатов голосования «отступления» не будет. Если он проиграет на выборах, он останется канцлером «с помощью других средств… другого оружия».

Гитлер сел, и вскочил Крупп. В краткой записи, датированной двумя днями позже и подшитой в папке его «Личной переписки за 1933–1934 годы», Густав просто отмечает: «20-го сего месяца я выразил рейхсканцлеру Гитлеру благодарность примерно двадцати пяти присутствовавших промышленников за то, что он с такой ясностью изложил нам сущность своих идей». Его признательность оказалась глубже, чем эти слова. На Нюрнбергском процессе Яльмар Шахт показал, что, «после того как Гитлер произнес свою речь, старый Крупп встал и выразил Гитлеру единодушную поддержку всех промышленников». Геринг напомнил, зачем их, собственно, собрали. Повторяя Гитлера, он сказал: «Просимую жертву будет принести намного легче, если промышленники поймут, что выборы 5 марта наверняка будут последними на ближайшие десять лет, если не на все сто». Шахт выразился более прямолинейно. Он крикнул: «А теперь, господа, раскошеливайтесь!» Сидящие в креслах начали перешептываться. Снова, как старший, поднялся Крупп. Он подал пример коллегам, обещав миллион марок, а с остальных Шахт собрал еще два миллиона. «Финансируя выборы 1933 года, которые прошли под знаком террора, – писал двадцать лет спустя профессор Артур Швейцер, – виднейшие промышленники внесли солидный вклад в новый режим и тем самым стали полноправными партнерами «третьей империи». К счастью для рейхсканцлера, этот вклад был достаточно велик, чтобы поддержать его партию и после выборов, которые, как ни удивительно, не дали решающих результатов. На Гитлера работало все: деньги, государственная машина, хитроумная геббельсовская пропаганда, престижная поддержка со стороны Круппа и подписанный президентом Гинденбургом на другой день после умышленного поджога рейхстага декрет, который, в частности, ограничивал свободу печати, право собраний и даже неприкосновенность личной переписки. Штурмовики направо и налево разбивали носы врагам. Начиная от рейда полиции Геринга на штаб-квартиру СПГ Карла Либкнехта до избиения в закоулках еврейских лавочников, эта кампания стала разгулом насилия. И все-таки нацисты получили только 44 процента голосов. Объединив свои 288 мандатов с 52 мандатами Гугенберга, они получили большинство в 16 голосов – достаточно для того, чтобы управлять, но далеко до тех двух третей, в которых нуждался Гитлер, чтобы узаконить свою диктатуру. Однако благодаря новым фондам его депутаты впервые получили возможность «дать на лапу». Утвержденный 23 марта нацистский закон «О преодолении бедствий народа и империи» фактически был актом, устанавливающим тоталитарный режим. Закон прошел 441 голосом против 84, его поддержали все партии, кроме социал-демократов. «Третья империя», «тысячелетняя империя», как выражались нацисты, стала реальностью. Ликуя, нацистские депутаты в коричневой форме вскочили на ноги и загорланили свой гимн, сочиненный четыре года назад молодым беспутным парнем по имени Хорст Вессель: «Выше знамена! Плотнее ряды. Штурмовики маршируют…» и т. д.

Власть Гитлера уже превосходила власть кайзера в зените его славы и согласно прозвучавшему через тринадцать с половиной лет в Нюрнберге заявлению обвинения «устранение из рейхстага политических оппонентов и помощь со стороны Национальной народной партии Германии [Гугенберга], получившей солидную финансовую и иную поддержку от Круппа, обеспечило Гитлеру голоса, необходимые для узаконения нацистской власти». На этом базировалось выдвинутое СПГ обвинение против Круппа, который «своей финансовой помощью проторил дорогу Гитлеру к власти». Как и большинство политических обвинений, оно страдало преувеличением и упрощенчеством – Крупп прокладывал дорогу любому лидеру, который только мог возвыситься. У него на примете было несколько кандидатов, но так сложилось, что он попал на гитлеровское сборище. Тем не менее он пришел как раз вовремя и готов был изо всех сил заглаживать вину за свою задержку.

На пороге тоталитаризма Крупп на мгновение заколебался. Во время посещения столицы, за неделю до прохождения в рейхстаге упомянутого законодательного акта, он позвонил в свой берлинский офис, чтобы спросить, куда делся германский флаг, поскольку над головой у него злобно цеплялась за флагшток свастика. Юный Фриц фон Бюлов, сменивший своего отца на посту директора, нервно ответил, что теперь два флагштока и что всюду теперь такой порядок. Крупп недовольно покачал головой. Еще некоторое время он воздерживался и от нового нацистского приветствия. Но он уже не мог свернуть с общей дороги.

Затем рейхстаг капитулировал, и Крупп стал участником происходящего. Он вдруг стал отдавать нацистское приветствие всем, с кем встречался. Спустя сутки после принятия закона Крупп сообщил канцлеру, что он и его коллеги-промышленники убеждены в стабильности правительства. «Трудности, возникавшие в прошлом из-за постоянных политических колебаний и в большой степени препятствовавшие развитию экономической инициативы, теперь устранены». Одобрение его собратьев было фальшивкой – президиум Имперского союза германской промышленности собраться не успел, но нацисты ничего против не имели. Такого рода язык они понимали лучше всего. Довольный Гитлер принял Густава в рейхсканцелярии в субботу 1 апреля 1933 года. Через три дня Крупп пишет ему: «Ваше превосходительство господин рейхсканцлер! Я хотел бы выразить Вам свою благодарность за аудиенцию, которой Вы удостоили меня в субботу, несмотря на Вашу чрезвычайную занятость. Я тем более счастлив, что теперь мне стали ясны новые и важные проблемы, которые, как Вы понимаете, я был бы способен разрешить в моем положении председателя Имперского союза германской промышленности, если бы я только мог быть уверен в доверии правительства империи, и особенно в Вашем доверии ко мне…»