– Да, – вновь кивнул Тис.

– Смотрите! – напомнил Бейд, хотя весь класс и так стоял у окон, правда, с некоторым недоумением косясь на Тиса и Мисарту.

Родители Йоки как будто ожили, зашевелились, замахали руками, и через минуту на четырех пределах появилась Йока. Она как будто была все той же. Вот она добралась до островка, на котором уже не осталось снега, перешла мостик и пошла дальше. Гаота всматривалась в ее крохотную фигурку, одетую в уже привычный овчинный полушубок, все-таки весна все еще не походила на лето, на маленький мешок в ее руке и думала, что есть во всем этом какая-то несправедливость. Что ребенок не может быть не только убит, он не может и не должен быть заложником всех этих взрослых игр. Между тем Йока без каких-либо сложностей прошла по узкому пути из крепости, дошла до дома Тида и тут же попала в объятия отца и матери. Дейк продолжал разговаривать с Тидом, человек в капюшоне все так же стоял темным столбом. А потом человек в капюшоне развел в стороны руки, и Мисарта – вся в слезах – сползла на пол:

– Это мой отец! – выдохнула она с какой-то тоской.

Гаота, Дина, Йора прижались к стеклу. Вслед за отцом Мисарты уже посаженная на лошадь Йока тоже развела руки и неожиданно откуда-то изнутри крепости раздался оглушительный грохот, как будто рушилось огромное здание. Гаота почувствовала, как ужасная, непостижимая по своей мощи магия овеяла ее лицо и вслед за Диной и Йорой бросилась в коридор. Над крепостным двором поднимались клубы пыли. Обрушилась тюремная башня.

– Ничего себе! – вскричал Флич. – А я все думал, как Нэйф обрушил Черную башню Мэйласа в Тэре?! Вот как!

– Гантанас! – схватилась за сердце Гаота.

– Гантанас! – загалдели остальные ученики, тоже прибежавшие в коридор.

– Вон они! – радостно заорал Джай. – Вон! Вон идут! Покрытые пылью, но живые! Гантанас и Крэйн! Успели выйти!

Гаота мельком взглянула на бредущего по двору, почему-то опирающегося на Крэйна Гантанаса и бросилась обратно в класс. Дина и Йора помчались за ней. У окна продолжали стоять Тис и Бейд. Мисарта сидела на полу, закрыв лицо руками. Тис в явном ужасе держался за голову. Гаота посмотрела в окно и замерла. Трое всадников и две свободные лошади мчались к Белой Тени. Прочь из Медвежьего урочища. У дома Тида лежали тела родителей Йоки и ее мешок. Старик Тид с трудом поднимался с земли. По четырем пределам к нему бежали Домхан и Крайса.

– Она убила их, – прошептал Тис. – Убила своих родителей. Тид ничего не мог сделать. Отец… Мисарты вытащил посох из-под сутаны, ударил им о землю, и Тид упал.

– Он слишком стар, – вздохнул Бейд. – Лет семьдесят назад никакой колдун не смог бы сбить Тида с ног. Хотя уже тогда он был стар.

– Она убила их, – повторил Тис. – Без визга, без ничего. Так же, как Алаин убила Спрая. Просто протянула руки в их сторону и сжала кулаки. Освободилась.

– Это уже не Йока, – покачал головой Бейд.

– Будь я проклята, – прошептала, не поднимаясь с пола, Мисарта.

В первых числах последнего месяца весны неугомонная троица, а также Тис и Джор праздновали свои двенадцатые дни рождения, а так как шли эти дни рождения сплошной чередой, то все пятеро решили дождаться последнего дня, выждать еще один день, чтобы никому не было обидно, и уж тогда отпраздновать по-настоящему, тем более, что Брайдем объявил итоговые испытания для обоих потоков завершенными (что произошло почему-то раньше, чем в прошлом году) и повод для радости таким образом удвоился. Сиона, которой подругами было предложено получить разрешение на празднество в каминном зале для всего потока, немало этому удивилась, потому как не могла даже и подумать, что для подобной и, как ей казалось, безобидной затеи нужно отдельное разрешение, но за разрешением к Брайдему отправилась, а когда вернулась, то сообщила, что в ближайшие дни подобные праздники еще у нескольких воспитанников, а старосте второго потока Бласу стукнуло те же двенадцать как раз в этот день, и неожиданно оказалось, что праздник для пятнадцати человек превратился в праздник для тридцати пяти, а если считать и заглядывающих время от времени в каминный зал наставников, то и для всех сорока. Угощениями служили все те же пирожки, которые Брок научился не только таскать с кухни, но и с немалым мастерством печь, и ягодный отвар, для изготовления которого не требовалось никакого мастерства, а только мед и сушеные ягоды. Слово за словом – шум и гам обратились поочередным рассказыванием разных историй, а когда стемнело, Джай притащил из своей комнаты снокскую лютню и прекрасным голосом под вздохи девочек второго потока спел несколько даланских баллад, а уж когда неожиданно для всех что-то запела на мисканском хрупкая Тинга, которой начала подпевать отчего-то побледневшая Гаота, то Тис понял, что праздник удался. Он выбрался из каминного зала и остановился посреди погруженного в сумрак крепостного двора, над которым сияли в темном небе весенние звезды.

На пустом постаменте, на котором уже не было гранитной вазы, сидел пьяный – как и все последние недели – Крэйн и вполголоса разговаривал о чем-то со сбежавшим из каминного зала от почесывания и беспрерывной глажки Брайдиком. Горы камня на месте разрушенной тюремной башни уже не было – последние две недели мастера, что восстанавливали в устье Медвежьего урочища крепость Белой Тени, беспрерывно вывозили каменные блоки, потому как камень им был нужен, а Брайдем якобы с благословения Гантанаса объявил, что никаких тюремных башен в Стеблях больше не будет, и уже тех башен, что остались, да тыльной стены приюта для безопасности и спокойствия его обитателей вполне хватит. Правда, сами мастера не рисковали ступать на четыре предела, поэтому из своего домика всякий раз выбирался Тид и гнал приведенных строителями с закрепленных на них большими корзинами осликов в Стебли, где эти корзины наполняли Габ, Уинер и те из учеников, которые вызвались помогать Скрибу вызволять из руин магические амулеты и обереги. А уж потом тот же Домхан или Крайса выгоняли осликов обратно на четыре предела, за которыми их уже ждали строители, чтобы перегрузить хорошо отесанный черный камень на подводы. К концу этой работы ослики настолько привыкли к короткому маршруту, что уже без помощи Тида или Домхана сами находили дорогу или туда, или обратно, тем более, что во дворе крепости их почти неизменно ждала Глойна, которая, ни от кого не таясь, одаривала морковкой каждое животное, благо Ориант вскрыл прошлогодние закладки и разрешил Глойне брать моркови столько, сколько обожаемые ею ослики смогут съесть. И вот, лето еще не началось, а тюремной башни уже нет, ослики, с сожалением поглядывая на три башни Стеблей, тоже убрались восвояси, постамент гранитной вазы опустел, а Тис стоит под звездным небом и сам не может понять – радуется он всем этим обстоятельствам или беспокоится о чем-то?

– Хорошо Джай поет, – неожиданно услышал Тис голос Брайдема и, обернувшись, обнаружил, что тот сидит, завернувшись в плед, на скамье у стены дома учеников. – А уж Тинга… Кто ей подпевает?

– Гаота, – сказал Тис. – И, кажется, кто-то из девочек второго потока.