Я сидела в этой комнате всего час назад. И когда я совсем ненадолго вышла, чтобы уладить какие-то дела по хозяйству, о которых мне тогда следовало просто забыть, у меня не было ни малейшего предчувствия беды.

У меня даже мысли не возникло о том, что может произойти в этой комнате в мое отсутствие. Как все это могло случиться так быстро? Как это вообще могло случиться? Все мои тревоги и переживания были сосредоточены на Неде и Джоне, ушедших на войну, исход которой был тогда непредсказуем. Но когда два брата осадили Лимож, взяли в плен вероломного епископа, а сам город сровняли с землей, я ни разу не почувствовала, какое горе меня поджидает. Как не почувствовал этого и Нед.

Я медленно зашла в комнату, внезапно почувствовав на своих плечах всю тяжесть прожитых мною лет, каждого отдельного года. И все же жизнь моя была долгой и полной волнующих событий, многие из которых приносили мне чувство удовлетворенности. А у моего мальчика ничего этого не будет. Потому что мой мальчик, несмотря на все наши заботы и старания, умер.

Как могло так случиться, что ребенок, такой непоседливый и энергичный, вдруг просто слег в кровать и ушел из жизни, в считаные часы превратившись в неподвижное тело, лишенное всех красок жизни? Смерть его определенно была вызвана не чумой и не укусом какого-то ядовитого животного. Я остановилась рядом с его кроваткой. Его расчесанные волосы тускло поблескивали в полумраке, одежду на нем аккуратно поправили после нескольких часов его метаний в жару, и теперь казалось, что он просто спит и вот-вот вскочит и убежит, а по всему дворцу снова будет раздаваться эхо от его криков и шумных игр.

Наш сын, наша надежда, гордость Неда. Наш драгоценный малыш, который в свои пять лет умел ездить на лошади и с надменным выражением на лице уже носил свой маленький меч. Нед планировал заказать для него маленькие доспехи, потому что сам он получил свои первые латы, когда ему было семь. Я хорошо помнила тот момент. Я помнила, в какой неистовый восторг пришел Нед от этого отцовского подарка. Наш сын тоже должен был постигать азы боевого искусства, идя по стопам своего знаменитого отца.

Как Нед отреагирует на эту смерть? Я даже не могла себе этого представить. Опустошение и боль переполняли меня, мне буквально хотелось выть от горя.

Береги моих сыновей, сказал тогда он. А я подвела его, подвела их всех.

Каким бы больным ни был Нед, он всегда находил время, чтобы поговорить со своими сыновьями, пошутить с ними, посмеяться, дать им подержать свой меч, надеть свой большой шлем, в котором их головы утопали до плеч, а голос оттуда звучал гулким эхом, что всех ужасно веселило. А теперь его дитя умерло, болезнь прокатилась по маленькому телу, выпив из него жизнь так быстро, что я даже не успела обнять его, прежде чем душа его отлетела на небеса.

К моему большому удивлению, мысли мои унесли меня в прошлое, в Англию, к моей большой потере, случившейся много лет тому назад, – к моему умершему ребенку, похороненному в Винчестере. У меня был сын по имени Эдмунд, которому было столько же, даже меньше, когда он покинул этот мир. Но Эдмунд долго болел, пока недуг не поразил его легкие, так что он в итоге не мог дышать и задохнулся. То горе было моим личным, потому что Томас почти не знал его и скорбел по нему, просто как любой отец скорбит по своему потерянному ребенку. Но Нед горячо любил своего сына, который при естественном развитии событий должен был унаследовать его титулы и власть.

И я тоже любила его. Моего дорогого Эдуарда.

Я не смогла уберечь его.

Я легонько коснулась пальцем уже остывающей руки.

Я не могла плакать. Сердце мое превратилось в камень, в глыбу льда. Я не могла смириться с этой потерей, но должна была оплакивать ее, как это будут делать все наши домочадцы. Я подвела Неда. Я потеряла своего сына.

И вот приехал Нед. Когда он в прошлый раз вернулся из Кастилии, я встречала его на ступенях собора, держа за руку нашего сына, и от восторженного ликования у меня кружилась голова. Теперь же я ждала его в часовне, где лежало тело маленького Эдуарда. Я знала, что наш управляющий сразу направит его сюда, и поэтому ждала в полумраке, не зная, что ему сказать, когда он присоединится ко мне в моем безнадежном бдении. Я не могла даже повернуться к нему, боясь той страшной скорби, которую могла увидеть в его глазах. И боясь того, что он увидит в моих.

Наступило долгое молчание. Затем он сказал:

– Я должен был вернуться домой.

Дрожь в его голосе заставила меня поднять голову и посмотреть на него через плечо. Но от увиденного я сразу повернулась к нему полностью.

– Когда он умер? – спросил Нед, медленно подходя к маленькому гробу.

– Два дня назад, перед восходом солнца. Ночью его охватил жар. Мы пытались бороться с этим, но помочь не смогли.

– Я всем сердцем жалею, что меня не было здесь в тот момент.

– Ты бы тоже ничего не смог сделать. Мы все не смогли бы. Нед! – Он подошел и остановился возле меня, а я поднялась и схватила его за руку. – Как долго ты находишься в таком состоянии?

– Несколько недель.

– С тобой все так же?

– Да.

– Или все-таки тебе стало хуже?

Он болезненно скривился.

– Да. Но я должен был вернуться домой, – повторил он.

Несмотря на свою слабость, он наклонился и обнял тело сына.

– Прости меня, – сказала я. Что за пустые слова! Банальные и бессмысленные. Казалось, что даже стены этой часовни оплакивают с нами наше горе.

– А где Ричард?

– С ним все хорошо. Он сейчас со своими няньками. Болезнь не затронула его.

Отпустив сына и аккуратно поправив покрывало с символами могущества и власти Плантагенетов, Нед выпрямился и, отделяемый от меня маленьким тельцем, посмотрел мне в глаза.

– А знаешь, – медленно произнес он, как будто начиная рассказывать об услышанной от менестреля мелодии или какой-то балладе, – я ведь на ту битву даже не смог ехать верхом. Когда я вел своих людей в атаку на Лимож, меня несли в паланкине.

Я догадывалась об этом, но не стала говорить ему о своих былых опасениях. В нашем настоящем и без того было предостаточно новых страхов, которые могли унизить его мужское достоинство и сломать меня.

– Эта деградация разъедает мне душу, Джоанна.

Сегодня я была для него Джоанна – не Джанет. Его чувство любви было подорвано потерей, физическими мучениями, духовным упадком из-за неспособности реализовать свое предназначение как принца и рыцаря. Протянув руку, я коснулась его впалой щеки. Ужасно бледной, несмотря на то что в походе он все время находился под палящим солнцем.

– Твой дух достаточно силен, чтобы ты мог поправиться и вновь обрести себя.

– Но как мне сохранить веру, если Господь отнимает у меня сына?

Я взяла его за руку, и пальцы наши сплелись.