раскололось на три фракции: сторонники вооруженной борьбы за власть; сторонники союза с левыми; «реформисты» — сторонники давления на власть с целью постепенной исламизации страны. Насер воспользовался внутренним ослаблением «Братьев», чтобы избавиться от них. В 1954 г. он обрушил на исламистов массовые репрессии. Пришедший в 1970 г. к власти А. Садат разрешил исламистам вернуться в политику. Намереваясь положить конец партнерству с СССР, он рассчитывал на них как на противовес просоветскому крылу режима, но президент заплатил за эту рискованную политическую игру жизнью. После Кемп-Дэвидских переговоров 1978 г. «Братья» резко критиковали Садата за соглашательский курс по отношению к Израилю, и именно их подозревали в организации его убийства в 1981 г.

Тактикой «Братьев» всегда было чередование при необходимости насилия (политических убийств) с легальной деятельностью. За лицемерие их прозвали «иезуитами ислама». «Совершенно очевидно, что слишком интересующиеся экономической и финансовой деятельностью братства наталкиваются на стену молчания и страха. Тем не менее с конца 20‑х годов оно создало настоящую параллельную экономику» (с. 142). С началом экономической либерализации связанные с «Братьями» банки и компании частично вышли из подполья. Пытаясь лишить исламистов повода для критики, Садат и Мубарак сами поощряли возникновение «исламских финансов». Однако «это особое экономическое пространство постепенно превратилось в платформу противостояния экономическому и политическому строю Египта» (с. 143). Центральным экономическим инструментом «Братьев» является исламский банк «А. Т.». Председатель правления банка — бывший боевик «Братьев» Ю. Нада, который, согласно некоторым источникам, когда-то сотрудничал с «Абвером» (с. 148).

«Братья-мусульмане» имели немало контактов с агентами Третьего Райха, стремившимися к установлению связей с национальноосвободительным движением английских и французских колоний. Сам аль-Банна выступал в качестве посредника между ними и будущими «Свободными офицерами». Другой член правления филиала, бывший журналист А. Х., весьма уважает Гитлера и сотрудничает с неонацистской организацией «Туле», призывая к воссоединению ислама и христианского Запада. Эта организация имеет давние связи с исламом, «интеллектуальным посредником» служат теории К. Хаусхофера, Хорбигера и Р. Генона. В неонацистской среде исламистские организации нашли щедрого спонсора — в лице швейцарского банкира Ф. Жену.

Прямое отношение к исламизму имеют и спецслужбы США. Это стало возможным из-за фрагментации центра принятия решений во внешней политике США, что превратило ее в нечто похожее на тысячелистник. «В этой конфигурации центральную роль играют разведывательные службы, включая ЦРУ. Оно неоднократно сознательно преследовало собственные интересы, проводя собственную политику, независимую от всякого влияния президента и конгресса» (с. 173). Такая политика привела к скандалу «Ирангейт», после которого конгресс получил право запрашивать у спецслужб любую информацию об их деятельности.

Однако «Ирангейт» вовсе не положил конец той деятельности спецслужб, которая привела к нему. Извлеченный ими из скандала урок заключался в необходимости большей осторожности в действиях. На практике это проявилось в том, что спецслужбы стали прибегать к услугам посредников — связанных с ними бизнесменов. Тем самым с «Ирангейта» начался процесс «приватизации» внешней политики США. В этих условиях «никто не управляет процессом — до такой степени, что можно вполне задаться вопросом о способности этой страны вести последовательную внешнюю политику» (с. 176). В связи с этим Лабевьер ставит вопрос: «Есть ли пилот в американском самолете?» Господствующая среди американцев уверенность в том, что они — «единственные победители в "холодной войне", ставит американские элиты в положение акционера с контрольным пакетом акций, который хочет присвоить все дивиденды. Они охотно считают мир однополярным, который организуется исключительно вокруг американских стратегических, экономических, финансовых, коммерческих интересов. В неизбежно ограниченных рамках этой концепции, согласно которой "все, что хорошо для Соединенных Штатов, неминуемо хорошо для остального мира", публичные и частные проводники американской внешней политики больше не делают различий между "внутри" и "снаружи"» (с. 182-183).

Эта позиция проявляется в весьма безапелляционных высказываниях. Так, в 1996 г. директор Вашингтонского института Р. Сатлофф заявил: «Как мировая сверхдержава, Соединенные Штаты имеют право (а часто и несут ответственность за это) на непоследовательность в подходе к таким явлениям, как исламизм, поскольку в конечном счете их политика должна быть эффективной» (с. 185-186). В таком случае, возражает Лабевьер, очень трудно оправдать дела, подобные «Ирангейту» или взрыву 1993 г. во Всемирном торговом центре. Ведь как установило ФБР, этот явно антиамериканский теракт организовал глава египетской «Гамаа исламия» шейх У. Абд-ур-Рахман, дорогу которому в США открыла виза, выданная ему сотрудником ЦРУ в Судане в обмен на услуги времен войны в Афганистане.

Экспертами по исламизму для Госдепартамента, Совета национальной безопасности и спецслужб выступают разные «фабрики мысли» типа Вашингтонского института или корпорации «Рэнд» и исследовательские центры американских университетов. В их среде существуют две школы мысли. Видным представителем одной из них является Д. Пайпс, рассматривающий исламизм как опасность для свободного мира. Апогея данный подход достиг в книге С. Хантингтона «Столкновение цивилизаций». Другая школа (Дж. Эспозито, Дж. Энтелис, Г. Фуллер) считает, что исламизм представляет собой нечто вроде «теологии освобождения», с помощью которого ведется законная борьба против автократических и коррумпированных режимов. Представители этого направления ратуют за политический диалог с исламизмом. Однако, по мнению Лабевьера, не существует разрыва между вооруженной борьбой «исламизма у власти» (стремящегося к власти) и социальной деятельностью «исламизма власти», набирающего силу в средних слоях и толкающего власть мирным путем ко все большей исламизации общества. И те и другие исламисты будут строго придерживаться принципа, по которому между мусульманами и неверными не может быть подлинного мира (с. 343-344).

Обе американские школы мысли имеют доступ к властям, спецслужбам и лобби. Несмотря на их разногласия, цель у них одна, призванная обеспечить прагматизм и эффективность американской политики. Они способствуют развитию «конфликтов низкой интенсивности» — театров действий по преимуществу вооруженных исламистских группировок. При этом защита прав человека и религиозных меньшинств служит алиби в преследовании экономических и финансовых интересов США, их корпораций или отдельных ведомств.

«Чтобы избежать повторения дел типа "Ирангейта", американские спецслужбы и Пентагон передали значительную часть внешних операций в ведение частных обществ, деятельность которых не подпадает под контроль конгресса. Располагая важными и разнообразными источниками финансирования, большинство их заявляет о наличии капитала в несколько миллионов долларов. Хотя их руководители и служащие чаще всего являются отставными сотрудниками ЦРУ, спецназа или Пентагона, эти общества строго следят за тем, чтобы не показаться прямыми эманациями ЦРУ и Пентагона» (с. 207). Администрация США поощряет создание частных структур и агентств, выступающих в качестве его неформальных функциональных органов, поскольку, во-первых, в скандальных ситуациях удар на себя примут частные партнеры, а не правительство, а во-вторых, они же несут расходы по операциям. Для контактов с ними у Пентагона есть секретный орган — Командование специальных операций (Socom)