конкуренцию. Наконец, она чахнет под воздействием разных "лекарств", которые ей прописывают WASP (Белые англосаксонские протестанты. — Реф.) с начала века: от сект — протестантских, производных от них или других ("Свидетели Иеговы", "Церковь сайентологии", "Мормоны") и до "кока-колы", включая "поп-музыку", сладкие гамбургеры и сигареты "Мальборо"» (с. 302). В основе всех этих явлений — почти наркотическая зависимость, «букет» потребительских привычек, тем более соблазнительных и гибельных, что их распространяют именем и под видом духа свободы и развития личности.

Следует, однако, различать «американскость» и «американизацию». Под первым автор понимает «быть американцем», т. е. принадлежать к WASP, которые составляют большинство населения США и, в частности, их элиту. Термином «культурная американизация» автор обозначает процесс распространения по миру гедонистической субкультуры, берущей начало в негритянских кварталах крупных городов США. Американских сельских жителей и пуританские элиты -WASP — она в основном не затрагивает. Однако американские компании коммерциализировали эту лжекультуру на планетарном уровне, преследуя цель торгового и стратегически-идеологического завоевания мира. В результате американизации возникает планетарное сообщество, лишенное четких границ. Это делает его сравнимым во многих отношения с мусульманской уммой. Американский политолог Б. Р. Барбер назвал эту «англосаксонскую умму» «цивилизацией McWorld».

Дель Валь считает даже, что США воспринимают Европу как живой укор себе за «измену» в прошлом своим корням. Поэтому стратегия Америки направлена на то, чтобы заставить Европу «исчезнуть в пещерах англосаксонского космополитизма». Согласно американскому пониманию человечества, все, что не принадлежит к Новому Свету, — плохо, несправедливо, богохульно, архаично, политически некорректно и неэгалитарно. Израильский историк Я. Л. Тальмон назвал американскую систему «тоталитарной демократией».

Европейское общество с его достатком уязвимо для проникновения ослабляющей его потребительской идеологии, порожденной тем, что здесь считают «братской цивилизацией». Однако попытки США насадить ту же субкультуру в мусульманском мире (даже в богатых странах) терпят неудачу. Мусульмане отвергают ее как «империалистическую» и аморальную. Но это вовсе не значит, что ислам — непримиримый враг Америки. «В действительности непроницаемость исламских обществ для материалистической западной культуры как раз позволяет — поскольку не существует прямых культурно-идеологических контактов (или их становится все меньше и меньше), а следовательно, культурного гегемонического вмешательства — установить реальное стратегические и экономическое сотрудничество с целью гегемонического раздела планеты между двумя завоевателями… Однако исламо-американское сотрудничество зиждется не только на молчаливом признании совпадения ограниченных объективных интересов. В равной мере оно зиждется на глубоком психологическом, философском и теологическом сходстве, порой неосознанном, способном преодолеть идеологически-культурные разногласия» (с. 305-306); стратегические союзы вообще редко основываются только на материальных факторах.

Еще М. Вебер отметил два аспекта общности между протестантизмом и исламом. Во-первых, он нашел много общего в их отношении к капиталистической этике. Во-вторых, обе цивилизации нацелены на искоренение предшествовавших им культур, история которых насчитывает несколько тысячелетий. Уничтожение других культур ведется во имя Писания, в исполнение божественного приказа завоевать и обратить весь мир в свою веру. Исламисты и протестанты испытывают чувство превосходства по отношению к остальному миру и, видя в этом свое право и свой долг, стремятся любой ценой навязать свою истину и концепцию мироустройства человечеству, включая католиков и православных, которое в глобальном масштабе рассматривается как «языческое» и «неверное». Мусульмане и протестанты слепо следуют букве своего Писания, которое почти заслоняет для них самого Бога, и он в таком случае, как писал франкмасон Ж. де Местр, становится химерой, в тысячу раз более чудовищной, чем Юпитер язычников. В результате они загоняют себя либо в узкий ритуализм, либо в либеральное и гедонистическое нарушение запретов.

Как и ислам, пуританство тяготеет к религиозно-политическому синтезу (эта тенденция отмечена в работе 1950 г. американского политолога Р. Б. Перри), в котором религия определяет политику. Религиозное ви́дение мира и провиденциальной роли Америки определяло, как писал в 1983 г. А. Шлессинджер-младший, внешнюю политику США в ХХ в. от Вудро Вильсона до Рональда Рейгана и особенно антикоммунистический курс.

В отличие от пассивных европейцев, американские лидеры усвоили наставления Сунь-цзы. Последним препятствием к установлению планетарной капиталистической синархии — новой формы тоталитаризма — они верно считают нации. Сознание общей идентичности сплачивает народы, упрочивая их дух сопротивления. «Если гордящийся своей цивилизацией европеец может восстать против "американской тоталитарной демократии" и построить однажды политическую "Великую Европу", "европейскую конфедерацию", о которой говорил Франсуа Миттеран и которой так страшится Вашингтон, европеец, подвергшийся лоботомии децибелами афро-американских труб и сведенный мультикультурализмом к состоянию анонимности, окажется совершенно неспособен на это, будучи целиком поглощен проблемами своей индивидуальной идентичности и своими наркотическими патологиями» (с. 311). Поэтому для европейских адептов религии «Мировой деревни» настало время понять: они обслуживают политико-экономические интересы враждебных Европе сил, являясь «полезными идиотами» для американского капитализма и его союзника исламского империализма (того, что корреспондент газеты «Le Monde» Ж.-П. Перонсель-Югоз обозначил одним словом «Исламерика»). Настало время для ответственных европейских политиков и их советников по вопросам обороны и стратегии осознать наличие угрозы, исходящей от такого сверхмощного современного оружия, как МТУ, M6, Fun Radio, NRJ, McDonald и Голливуд, а также то, что это оружие намного более опасно для государств и народов, чем когда-то Сталин и Гитлер (с. 311).

Цивилизация McWorld и исламизм взаимозависимы. Эпикурейская американская культура служит приверженцам Мухаммада символическим антитезисом, на отвержении которого они основывают свою моральную, духовную и политическую легитимность, а цивилизации McWorld исламизм нужен как объект мнимого крестового похода (раньше таким объектом был коммунизм), чтобы оправдать свою гегемонию в качестве (лже)защитника.

Исламизм стремится заполнить моральную, социальную, идеологическую и культурную пустоту американизированной Европы. В то же время он является реакцией-возмездием на ослабление европейской цивилизации, которая была прежде не только врагом, но и моделью. Ведь тот, кто обладает силой (пусть даже завоеватель), всегда внушает уважение. С VII до начала ХХ в. Европа и ислам боролись друг с другом, но и признавали цивилизационные силу и ценность друг друга. С ослаблением Европы очарование уступило место презрению со стороны мусульманского мира.

Если даже цивилизация McWorld победит в Европе, успех США окажется недолговечным. Рано или поздно эта цивилизация обречена на саморазрушение — по самой своей глубоко антитрадиционной и разнородной, а значит, хрупкой природе. «Материалистическая и гедонистическая цивилизация не может существовать долго, так как постепенное разрушение естественных организмов, таких как семья, и полное искоренение гражданского и морального духа, необходимого для социального сплочения и выживания наций, неотвратимо ведут к самоуничтожению и коллективному самоубийству. Более того, духовная и демографическая пустота неизбежно привлекает новое население и новые формы верования. Сила исламистского проекта заключается именно в заполнении этого духовного вакуума Запада» (с. 316).

Некоторые возразят, что не надо преувеличивать степень упадка. Дель Валь отрицает