— Когда я заехала к Андрею во второй раз… мальчик былявно напуган, сказал: «Не мотайся сюда, тобой уже интересовались». — Язябко поежилась, чудовищный смысл его слов наконец дошел до меня. — И ещеон сказал, что Андрей убит…

Николай Петрович смотрел на меня в упор и хмурился.

— Как вы отнеслись к его словам? — сделав длиннуюпаузу, спросил он.

— Хотела надрать ему уши… думала, он разыгрывает меня…Понимаете, все выглядело как-то… глупо…

Николай Петрович кивнул, но понял он меня или нет,оставалось тайной.

— Послушайте, если мальчик что-то видел… — испугаласья.

Николай Петрович опять кивнул, потом стал расспрашивать омоей работе, я отвечала, хотя и не могла уразуметь, какое отношение моя работаимеет к убийству. Скоро у меня разболелась голова, я стала непроизвольноморщиться и делать паузы между словами, Николай Петрович заметил это иучастливо спросил:

— Как вы себя чувствуете?

— Не очень хорошо, — ответила я, он дал мнеподписать какую-то бумагу и, кашлянув, сказал:

— Александра Сергеевна, вот мой телефон, если вы вдругвспомните что-то, непременно позвоните. И еще, о наглев разговоре лучше никомуне рассказывать. Извините, но нам придется побеспокоить вас еще.

— Я понимаю, — уныло заявила я, мы простились, и япобрела к своей машине, нашла в сумке таблетки от головной боли, проглотиласразу две и посидела немного, положив руки на руль, ожидая, когда лекарствоподействует.

Господи, как я могла влезть во все это? Убийство, эти двое…И мальчишка… Должна я была рассказать о нем? Конечно, должна: убит человек, имальчишка что-то видел.. «Он видел убийцу, так же, как ты… вряд ли бандитам этопонравится. Нельзя было говорить о ребенке. Это опасно. Он ребенок, он всеголишь ребенок… к тому же языкастый, мог похвастать тем, что видел. Я поступилаправильно. Милиция его быстро найдет и сумеет защитить». Утешив себя такимобразом, я поехала домой. На душе было тяжело и тоскливо, я смотрела вперед ине очень хорошо понимала, куда еду. Потому не удивилась, через некоторое времяобнаружив себя неподалеку от дома, где жил Андрей. Однако въезжать в его дворне стала. Пристроила машину возле магазина и дальше отправилась пешком.

Двор был пуст. Я забралась в кусты сирени, но и там никогоне обнаружила, зато обнаружили меня. Окно первого этажа распахнулось, и женскийголос сурово спросил:

— Что вам здесь нужно?

— Извините, — вздрогнув, пролепетала я. — Яищу мальчика, лет одиннадцати, темные волосы, такая забавная стрижка…

— Он что, украл у вас что-нибудь?

— Украл? Нет, почему?

— А чего ж вы его ищете?

Интересный вопрос, и что я должна ответить? Отвечать я нестала, спросила сама:

— Он живет в вашем доме?

— Если вы ищете Дениса Голубева, то в нашем. Несемейка, а божье наказание. Тринадцатая квартира. Только если вы собралисьжаловаться на него родителям, затея пустая. Отец сидит в тюрьме, а матери домальчишки нет никакого дела. Пьяница она. Мальчишка предоставлен сам себе. Вшколу не ходит, болтается целыми днями на улице… В общем, хорошего не жди… Бедас такими соседями. Денисом уже не раз милиция интересовалась, таскается скомпанией, все такие же непутевые, то стекло выбьют, то из машины что-нибудьстащат. — Женщина, вздохнув, махнула рукой.

Не зная, что ответить на ее причитания, я постояла,переминаясь с ноги на ногу, брякнула «спасибо» и стала выбираться из кустов.

Тринадцатая квартира располагалась во втором подъезде, янаправилась туда, косясь на окна Андрея. По спине прошел холодок, казалось,оттуда за мной кто-то наблюдает.

— Чепуха, — одернула я себя и твердой походкойвошла в подъезд.

Квартира была на первом этаже, звонок не работал, я громкопостучала и стала ждать. Тишина. Я постучала еще раз, где-то в глубине квартирыраздались шаги, дверь открылась, и я увидела женщину. Стало ясно: она спала, и яее разбудила.

— Чего? — спросила женщина хмуро.

— Вы мама Дениса? — испытывая неловкость завторжение, поинтересовалась я, голос против воли звучал заискивающе.

— Ну? — Стоять ей было трудно, и она облокотиласьна дверной косяк.

— Извините, он дома?

— Нет его. — Женщина нахмурилась еще больше испросила громче:

— Вам чего надо? Жаловаться пришли? Жалуйтесь. Сынанет, и, где он болтается, я не знаю.

— Мне он очень нужен. Можно я оставлю свой телефон?Пусть позвонит…

Женщина открыла рот, потом закрыла и посмотрела на меня сбольшим сомнением.

— Чего он опять натворил?

— Ничего. Просто… просто он обещал мне позировать… Яхудожница и… — Я торопливо сунула ей листок бумаги со своим телефоном ибросилась из подъезда. Женщина высунула голову, глядя мне вслед с заметнымнедоумением. Надо было ей все рассказать. Ага, она пьяна в стельку и вряд лиспособна хоть что-то соображать. Только бы не забыла отдать телефон мальчишке…

Я шла к машине, пребывая в каком-то странном состоянии: мнеказалось, что все совершается помимо моей воли, все идет наперекосяк.

Занимаясь самобичеванием, я направилась к проспекту, домоймне не хотелось, вряд ли я смогу работать в таком состоянии. Я совершенно незнала, что мне с самой собой делать. Свернула к рынку и тут увидела Дениса вкомпании четырех таких же оборвышей, увлеченно намывающего шикарный«Фольксваген». Точнее, увлеченно намывал именно Денис, остальные сидели накорточках и брызгали водой в лицо друг другу из пластмассовых ведер, впрочем,без особого энтузиазма. Я подъехала ближе и посигналила. Один из ребят вскочили рванул ко мне. Я открыла окно и сказала:

— Мне нужен Денис.

Тот успел меня заметить, посмотрел неодобрительно, подошелвразвалку и заявил:

— Подожди.

Я заглушила мотор и стала ждать. Он закончил работу, получилденьги от вернувшегося с рынка хозяина «Фольксвагена» и только после этогонаправился ко мне. Я распахнула правую дверь, он сел, посмотрел сердито исплюнул в окно, а я размышляла, с чего начать разговор.

— Ну чего? — спросил он через минуту.

— Я была в милиции, — сказала я.

— Вот дура, — всплеснул руками Денис. — Ведьговорил же тебе.

— Что ты мне говорил? — не поняла я.

— Говорил: не мельтеши и не суйся…