— Видите ли, Ноблар, чтобы сразу все стало ясно, мне хочется уточнить ход моих мыслей: я не подозреваю вас в этом мерзком преступлении. Но зато у меня есть основания полагать, что вы можете знать, близко или не очень, виновника или виновников этого побоища. Журналисты пока еще ничего не пронюхали. Но это вопрос нескольких часов, особенно если убийцы разослали такие же письма в редакции. Мы узнали о случившемся из телефонного звонка прямо ко мне в кабинет, сегодня утром. Из чего я заключаю, что убийцам было прекрасно известно, где и когда можно найти меня лично. А не через посредников. Отсюда напрашивается вывод — и я высказываю вам его без всяких колебаний — "Месть за полицию" состоит из самих полицейских. Пока это лишь гипотеза, поскольку у нас нет никаких доказательств, что эти трое замешаны в деле о смерти полицейского Маршана. Но должен вам сказать, что вероятность моих предположений весьма велика.

Вошедшие санитары попросили нас посторониться, чтобы завернуть тела в брезент. Шарон предложил нам спуститься. Я чувствовал, как у меня дрожат ноги. А руки стали холодными и влажными. Ну вот, опять меня разобрало…

Я постоял с минуту внизу, ожидая, пока мне скажут, что делать дальше. Народу здесь еще прибавилось, — полицейские и штатские, врачи и санитары суетились, как растревоженный муравейник. На стоянке возле первых машин пристраивались вновь прибывшие автомобили и автобусы — теперь шансы на сохранение тайны, по-моему, равнялись нулю. Да, точно: вон уже какие-то проныры пытаются подобраться к дому. Полицейские тут же остановили их, приняв самый угрожающий вид.

Шарон ходил мимо меня, не обращая никакого внимания, и я решил незаметно ретироваться. Но в тот миг, как я взялся за ручку двери, справа от меня началась большая суматоха. Санитары никак не могли развернуться на лестнице с первыми носилками, — те застряли намертво. Я съежился и прижался к грязной стене. И тут я услыхал голос Шарона, перекрывший общий гомон, но не сразу понял, что он обращается ко мне.

— Вы еще здесь? — спросил он жестко. — Мало тут без вас народу толчется?! Освободите проход, живо! И не беспокойтесь, — когда понадобится, вас вызовут.

Я отдавил несколько ног, прокладывая себе путь в этом бедламе; наконец я выбрался на улицу.

Впервые за долгое время было пасмурно. Какая-то предгрозовая погода. Тяжелая, гнетущая. Я сказал себе что-то остроумное типа "ну что ж, воспользуемся последними погожими денечками" и решил пройти пешком до Пор-де-Ванв. Когда я поравнялся с Домом молодежи и культуры, первые капли дождя уже начали расстреливать пыль на асфальте. Я едва успел прочесть на изъеденной плесенью стене фразочку "трахал я Рашида", как ливень уже набрал крейсерскую скорость. Прибавив шагу, я пересек внешний бульвар и заскочил в кафе на углу улицы Раймона Лоссерана.

В тот миг, когда прогремел гром, я уже стоял в сортире, согнувшись пополам. Выблевав всю мерзость, что мне пришлось сегодня проглотить, и кое-как утершись, я поднялся в бар. Гарсон глянул на меня волком. Я притворился, будто ничего не заметил, и заказал кофе и ром.

Было полдесятого. Кофе оказался крепкий, а ром аж слезу у меня вышиб.

Через час я вышел из кафе, сильно пошатываясь. Дождь уже кончился, и я сделал глубокий вдох. Пахло грязью с тротуара — влажного и теплого. Загаженного собаками. Ах, красавец Париж… сдохнуть можно со смеху! Бармен вышел на порог и глядел мне вслед крайне неодобрительно. Вот подонок! Не ему бы жаловаться: до десяти часов я успел выпить пять добрых порций рома.

Отойдя пару шагов, я остановился и уставился на него.

— Я из полиции! — гаркнул я ему. — Могу доставить тебе массу неприятностей, если будешь мне вот так действовать на нервы.

Бармен повернулся ко мне спиной, и я подозвал проезжавшее такси.

— В кроватку! — пробормотал я.

Наверное, дела таксистов шли не шибко хорошо. По крайней мере, так я подумал, увидев, с какой охотой шофер открывает мне дверцу.

Когда мы отчалили, я уже крепко спал.

— Мы вам целый день названиваем. Где вы гуляете?

Я даже трубку от уха отодвинул. Потом ответил:

— Господин майор, я сижу дома. Нездоров. Нервы что-то разгулялись. Вся эта история так на меня подействовала…

Дельма сообщил, что всех парней из нашего подразделения допросили. Что ГИП скоро тоже сунет в это дело свой длинный нос. И что я должен честно рассказать все, что знаю по "делу"…

— То есть как? — прервал я его к своему собственному великому удивлению. — Это уже целое "дело"? Разве пресса пронюхала про этих трех типов?

— А вы попросите свою экономку принести вам газеты, — съязвил он и повесил трубку.

Бросив взгляд на будильник у кровати, я увидел, что уже пять часов пополудни. Мне смутно припомнилось, как шофер такси тряс меня, пытаясь выяснить мой адрес. Наверное, он его в конце концов вытряс, поскольку я находился в своей постели. И башка у меня была, как у Микки-Мауса. Слишком тяжелая для остального тела. Прямо невероятно: надраться с самого утра, в десять часов! Н-да, вот дела…

Я так и бухнулся в постель прямо в мокрых башмаках. Все заляпал грязью, идиот безмозглый! Одно только — да и то слабое — утешение: завтра свободный день. Отгулы за сверхурочку.

Присев на край кровати, я расшнуровал ботинки и смутно почувствовал, что неплохо было бы подзаправиться. Хотя бы для того, чтобы выйти из транса. В одних носках я дотащился до кухни. Без всякой надежды найти там что-нибудь, кроме пакетика размякшего печенья.

Выглянув по пути в окно, я констатировал, что погода такая же паршивая, как утром. Так сказать, для полноты счастья.

В кухне я и в самом деле обнаружил пару крекеров, которые попытался проглотить. В чем не сразу, но преуспел. На полке холодильника в гордом одиночестве красовался полупустой пакет молока, и я его прикончил. Оно не скисло, и сей факт слегка приподнял мое настроение. Ну, разумеется, насколько это возможно в сложившейся ситуации.