У дежурного я справился, где находится кабинет комиссара Шарона. Потом долго топал по коридорам — не таким уж унылым, какими их показывают в кино или по телеку. И не таким грязным.

Шарон ждал меня; по крайней мере, его крайняя нервозность ясно подтверждала это. Ему было на вид лет сорок пять. Маленький, толстенький и лысый как колено. Зато одет отменно. На английский манер.

— Здравствуйте, месье Ноблар. Спасибо, что так быстро приехали. Не будем терять времени. Пошли.

В сопровождении какого-то инспектора мы спустились к стоянке машин. Шарон открыл дверцу "Универсала-505" и подал мне знак садиться. Автомобиль вихрем сорвался с места. Я не осмелился спросить, куда меня везут.

— Заранее благодарю вас за сохранение тайны, — негромко сказал Шарон.

Мне пришлось пробормотать что-то вроде "конечно, конечно"; я и в самом деле ни черта не понимал. Машина с трудом протиснулась на мост через Сену. Был самый час пик — девять утра. Инспектор со вздохом достал из "бардачка" мигалку с магнитом. Опустив оконное стекло, он высунулся и прилепил ее на крышу. В тот же момент Шарон включил сирену и ворвался на бульвар Сен-Мишель по спецполосе. На полной скорости. Я даже съежился на заднем сиденье — незаметно для них, конечно.

У Пор д'Орлеан мы свернули в сторону Ванв. Несколько минут спустя машина затормозила, въехав на тротуар. Тут же стоял автобус полиции БР и две патрульные машины.

Комиссар пожал несколько рук и показал мне, куда идти. Перед нами было небольшое строение — типичный домик предместья. С виду он был заброшен, повсюду на полу валялись коробки, рваные мусорные мешки и пустые бутылки. В комнате, когда-то, видимо, служившей гостиной, несколько полицейских, сидя на корточках, прилежно собирали пыль в пластиковые пакеты.

Обои со стен были частично содраны. На стенах красовались какие-то непонятные надписи. И рисунки. Неумелые грубые карикатуры. Под ними буква А — знак анархистов и кельтский крест… Странное сочетание.

Люди сновали туда-сюда, никто не обращал на меня внимания. Шарон с кем-то беседовал в углу. Я не слышал, что он говорил юнцу в штатском, который буквально пожирал его глазами. Один из полицейских в форме мимоходом толкнул меня и даже не извинился. Наконец комиссар обернулся ко мне.

— Идите сюда.

В глубине комнаты была дверь, ведущая на расшатанную лестницу, и он стал подниматься по ней, едва касаясь перил, держащихся на честном слове.

На втором этаже народу было еще больше: полицейские, судебные медики. Я начал понимать, что меня ожидает малоприятное зрелище. Это я заподозрил еще у входа в дом. Профессиональный нюх.

— Вот здесь, — сообщил мне Шарон.

И он отодвинулся, пропуская меня во что-то вроде спальни. Я так говорю, потому что увидел загаженные матрацы посреди мусора. На них лежали три тела в странных неестественных позах. Трое голых мертвых молодых парней. Молодых — судя по тому, что можно было разглядеть из-под кровавой корки, покрывшей их лица и грудь. Видно, здесь произошла настоящая резня. Даже стены были забрызганы кровью. И пахло тут кровью и калом. Я было дернулся, чтобы выйти.

— Погодите, — удержал меня Шарон. — Я хочу, чтобы вы внимательно рассмотрели их. Они вам знакомы?

Я с отвращением нагнулся над трупами, один из которых, казалось, пристально и зло глядел на меня полуоткрытым глазом.

— С чего вы взяли, что я их знаю?

Человек, стоявший ко мне спиной, повернулся на мой голос. Я признал молодого инспектора, который допрашивал меня в связи со смертью Маршана.

— А, вот и вы, Ноблар. Можете что-нибудь сказать про этих субчиков?

Дурак-то я дурак, но тут сразу понятно, куда они клонят.

— Убийцы Маршана? — спросил я почти уверенно.

Инспектор перешагнул через труп и подошел ко мне вплотную.

— Вот видите, значит, вы их узнали?

— Послушайте, ведь об этом не так уж трудно догадаться.

— Верно.

И он прервался, чтобы еще раз взглянуть на кровавый кошмар.

— Знаете, что с ним сделали, вот с тем? — спросил он, указав на одного из мертвецов. — Ему всадили нож в брюхо, а потом — пока он был еще в сознании — отрезали половые органы. Хотите взглянуть, что они натворили, эти мерзавцы?

— Вы очень любезны, но лучше не надо, — сказал я, пятясь к двери.

Он удержал меня за руку.

— Нет, вы взгляните!

Он откинул простыню, прикрывавшую ноги и живот парня, и я увидел. Только большим усилием воли мне удалось сохранить нормальное выражение лица.

— Ну ладно, я видел, дальше что?

Он продолжал сверлить меня взглядом.

— А это вам незнакомо? — спросил он, протягивая мне сложенный лист бумаги.

Я с опаской взглянул на машинописный текст. Сперва мне бросились в глаза несколько слов, жирно обведенных красным фломастером.

"Мы подвергнем смертной казни всякого, кто убьет полицейского".

И ниже, большими буквами, подпись: МЕСТЬ ЗА ПОЛИЦИЮ.

Я не сразу пришел в себя. Шарон и оба его инспектора не мигая уставились на меня. Они подстерегали малейшую мою реакцию. И готовились истолковать ее мне во вред, как я понимал. Нужно было хоть что-то сказать. По поводу прочитанного. Неважно что, лишь бы не молчать.

— Значит, есть типы, которые хотят мстить за нас?

Инспектор удостоил меня очаровательнейшей улыбкой. Кислой, как лимон.

— А я и не знал, какие у нас хитрецы носят форму! Мне-то всегда говорили, что все полицейские — дурни!

У меня не было никакого желания пускаться в его скользкие словесные игры. Я повернулся к Шарону, который, судя по его реакции, не больше моего восхищался остроумием своего подчиненного.

— А что вы хотели услышать от меня, господин комис-cap? Что весь этот кошмар — моих рук дело? Или что я знаю, кто его совершил?

Шарон задумался, прежде чем