Рука занемела. Я осторожно поднимаю глаза.

Курта с компанией уже нет.

Я тяну маму прочь. Она как каменная статуя и не трогается с места.

— Мы должны идти домой, — говорю я строго.

— Я боюсь, — шепчет она.

— Ты домой хочешь?!

— Я не могу.

— Пошли! — командую я и тяну ее за плечо.

Мама трясет головой.

— Я боюсь!

— Давайте я позвоню врачу? — предлагает продавщица.

— Нет! — кричу я.

Казалось бы, ситуация хуже некуда. Но тут она резко ухудшается в несколько раз: появляется Питбуль-Терье. Противно улыбаясь, он вперевалочку выходит из игрушечного магазина.

— Привет, чё это вы тут делаете?

— Мы уже уходим! — отвечаю я.

Терье испуганно смотрит на маму.

— Она заболела?

— Нет!

— Это Терье? — шепчет вдруг мама.

— Да, — вздыхаю я.

Они приоткрывает веки.

— Спроси, не может ли он нам помочь.

Более несуразный вопрос трудно себе представить.

— И так понятно, что он нам ничем не поможет, — говорю я.

— Конечно, помогу, делов-то, — обиженно гудит Терье.

— Спроси, не может ли Терье взять меня за вторую руку, — говорит мама. — Я чувствую себя уверенно, когда у меня с каждой стороны по большому сильному мальчику.

По-моему, даже задавать такой вопрос — напрасный труд. Питбуль не из тех людей, кто водит кого-то за ручку.

Но я не успеваю даже пикнуть, как Терье подходит к маме и берет ее узкую руку в свой кулачище.

— Вот так, — говорит он. — Ну, вперед.

И мы трогаемся в путь. Бросающийся на людей Питбуль-Терье, мама с супер-мега-страхом и я. Хорошо хоть Юлениссе не оказывается на посту, когда мы добредаем до дверей, а то был бы полный комплект.

На лестнице перед нашей дверью Терье с трудом высвобождает свою руку из маминой.

— В другой раз, — просит он шепотом, — попроси ее не вцепляться так сильно.

Мама заперлась в ванной и плачет. Плач звучит, как хрип. Видно, у нее уже и слез нет.

Я стучу в дверь. Не могу сказать, в какой по счету раз.

— Ну и как насчет лоботомии? — пытаюсь я переключить мамино внимание.

— Мне не до этих дурацких шуток, — рыдает мама. — Оставь меня в покое.

— Можно я войду и успокою тебя?

— Нет!

Я сижу в кухне на стуле и жду. В таком тяжелом состоянии мама не была давно. И важно побыстрее утешить и успокоить ее. Иначе хорошо это не кончится.

В ванной все смолкло.

Потом щелкает замок, дверь ванной распахивается, выбегает мама, скрывается в своей комнате и с грохотом захлопывает дверь.

И почти сразу раздаются стоны.

— О, господи, — стонет она, — Боже ты мой…

Потом протяжный стон.

— О-о-о-о!

Можно подумать, кто-то рвет ей сердце.

— А-а-а-а!

Я весь покрылся мурашками, во мне растет гадкое чувство, что вот-вот случится беда. А не забыл ли я запереть дверь? Я кошусь на дверь — нет, все в порядке.

Стоны делаются громче и чаще, как будто мама там умирает. Хотя на самом деле она просто очень напугана. А страх — это всего лишь чувство. И оно наверняка исчезнет, если принять правильное лекарство. Вот оно, нужное слово, — лекарство!

Я со всех ног бегу к шкафчику с аптечкой, отсыпаю пилюль. Перед маминой дверью останавливаюсь и прислушиваюсь. Стоны не стали ни реже, ни тише.

Осторожно приоткрываю дверь. Мама лежит, спрятав голову под одеяло. Ее бьет дрожь. Теперь главное ее не спугнуть. Птичьими шажками я осторожно подхожу к кровати и шепчу:

— Мама…

Она кричит в ответ, рыдая:

— Ну что тебе надо?

А потом швыряет подушку прямо мне в лицо и визжит так громко, что уши закладывает:

— Пошел вон!

Сегодня ей, похоже, ничем не поможешь. И лучше держаться подальше.

Я почти бегу в бункер.

Хотя зачем? Теперь, когда Курт видел меня с мамой…

Я сбавляю ход.

Ну хорошо, Курт видел меня с мамой. И даже посмеялся. Увидел и засмеялся, не успев подумать. Бывает. А теперь подумал, и все понял, и хочет устроить все по-хорошему. Слушай, забирай бункер себе. Тебе нужнее. Так говорят в таких случаях друзья.

Он видел, как я держал ее за руку, но это легко объяснить. У нее болит нога — вот что я могу сказать.

Да и на вид она наверно не такая безумная. А если он смотрел искоса, то она могла показаться и вовсе нормальной.

В бункере полная тишина. На двери висит большой замок.

Сперва я чувствую страшное разочарование, но оно тут же сменяется радостью: мне не надо объясняться с Куртом.

А проникнуть в бункер можно иначе. Раньше я думал, что навесные замки не поддаются. А теперь вижу, что его можно сломать. Нужны только ломик и вера в победу.

К сожалению, ломика у меня с собой нет.

Дома в сарае во дворе я нахожу нетолстый железный штырь, это как раз что надо. Иду назад. Тем временем поднялся сильный ветер. И на море волнение.

Стоя наверху откоса, я свечу вниз фонариком. Замок висит на месте.

Скатываюсь вниз. Торможу о дверь. Ставлю штырь враспор в замок. Теперь только навалиться посильнее, и дело сделано. Сколько раз видел такое в кино. Одно движение — и замок вскрыт.

Надавливаю, замку хоть бы что.

Я наваливаюсь что есть сил.

Вот ведь тугой замок попался.

— Приветик! — вдруг окликают меня сверху.

Я цепенею.

— Как здоровье нашей мамочки?

Ветер заглушает голос, но я все равно его узнаю. Это Рогер. Ярость захлестывает меня.