— Ну, некоторое время.

— Мы не можем ждать так долго.

Чем больше я думаю, тем одолжить где-то настоящего питбуля кажется мне все сложнее. Они запрещены, во-первых, и так опасны, во-вторых, что единицы решаются завести их дома. На самом деле не так, строго говоря, важно, чтоб это был именно питбуль. Сгодится любая большая и страшная собака.

— Хорошо, — говорю я. — Попробуем найти ему замену.

В поисках злой и страшной собаки мы прочесываем улицу за улицей, но пока дело глухо. Это нелегкая задача, оказывается. В наши дни таких собак, чтоб на людей кидались, почти не встретишь. Все теперь воспитанные, выдрессированные на курсах собачьих манер и даже на котов не лают. Вышагивают по улицам, как пай-песики, не помышляя зарычать там или поводок дернуть.

Наконец в одном переулке, недалеко от моего дома, мы обнаруживаем на воротах табличку «Осторожно, злая собака!». Рядом нарисована овчарка. К сожалению, эта овчарка стоит, вывалив язык, и вид имеет несерьезно симпатичный, но это наверняка можно исправить. К тому же овчарки похожи на волков. А если ей начесать хвост, то будет вылитый волк.

— Я здесь постою, — говорит Терье.

Я смотрю на него строго.

— Посторожу! — быстро добавляет он.

— Ты пойдешь со мной!

Я откидываю крюк на калитке и распахиваю ее. Вокруг дома очень большой сад, с одной стороны он почти что лес. План у нас такой: мы попросим разрешения погулять с собакой. Обычно люди очень умиляются, когда дети вызываются погулять с собакой. Тем более что и для хозяев это облегчение. А когда собака услышит слово «гулять», которое я буду ясно и громко вставлять через каждое слово, она, естественно, начнет радоваться, скакать и скулить, так что хозяева не смогут нам отказать.

Когда нам остается пройти до дома несколько метров, из-за угла с лаем выскакивает какая-то ненормальная зверюга. По виду просто волк.

Я собак не боюсь, это мой принцип. Но когда она несется на меня, щелкая острыми клыками и лая, как ненормальная, то я готов принципами поступиться.

Я улепетываю во всю прыть. Терье тоже. Но прыть у человека его комплекции еще та. В результате мы отступаем недостаточно стремительно для того, чтобы успеть захлопнуть калитку перед носом у волкодава, и он выскакивает следом за нами на улицу.

Теперь на кону стоит наша жизнь. И уж по крайней мере ноги. Спасение одно — бежать что есть духу.

У меня за спиной пыхтит и отдувается Терье. Аза ним по пятам несется дикий лай и стук когтистых лап.

Я уверен, что овчарка бегает быстрее человека. Во всяком случае, быстрее такого мелкого, как я, и такого грузного, как Терье. Это всего лишь вопрос времени. Добежав до перелеска за домами, я одним махом взлетаю на первое же дерево. Руку я ободрал, но оно того стоило. К дереву подбегает Терье, за ним несется ощерившийся пес. Еще секунда — и он всадит свои клыки Терье в задницу.

С грехом пополам Терье удается взгромоздить свою тушу на ветку. Внизу прыгает и щелкает зубами овчарка, но Терье в последнюю секунду успевает улизнуть на безопасную высоту. Он еле живой.

Пот течет струями, дыхалка сорвана, щеки красные, как кровь.

Пес некоторое время заполошно лает, но потом смолкает, садится под деревом и смотрит на нас. Вид у него недружелюбный.

Овчарка сидит под деревом долго. Так долго, что мы успеваем закоченеть.

— Думаешь, нам сколько тут болтаться? — всхлипывает Терье.

— Главное, не терять веры в жизнь, — говорю я.

— Псина скоро проголодается, — говорит Терье.

— Да уж, — отвечаю я.

Проходит полчаса. Пес зевает, потягивается, прогибает спину и уходит.

Я смотрю на фото питбуля, скачанное нами из Интернета.

— Общее есть, — говорю я, сравнивая картинку с собачкой, которая сидит в маленьком палисаднике и с любопытством смотрит на нас. Она называется «тибетский спаниель». Она, конечно, не дотягивает до питбуля размерами. И шерсть у нее длинная и более светлого окраса. Но в то же время сходство очевидно. Она тоже собака. Маленькая собачонка, но все же и она — пес.

Терье выхватывает у меня фотку. Долго ее разглядывает. Очень пристально. Потом возвращает мне со словами:

— Сойдет.

Пожилая сухопарая дама, хозяйка Тюпы, соглашается доверить ее нам.

— Учтите, вам следует хорошо обращаться с Тюпой, — говорит она строго и протягивает Терье поводок. Терье изумленно таращится на него, но потом все-таки берет, хотя и с неохотой.

— Конечно, мы будем очень хорошо с ней обращаться, — обещаю я.

Терье смотрит на собачку, прокашливается и командует:

— Иди, ладно?

Но Тюпа и ухом не ведет. Сидит себе и глупо смотрит на него.

— Ты потяни за поводок, она пойдет, — говорит дама.

Терье решительно дергает за поводок, и Тюпа на заднице скользит к нему по снегу. Дама меняется в лице.

— Поосторожнее! — говорит она прерывающимся голосом.

Тут Терье второй раз дергает поводок, и Тюпа улетает вперед. Дама разевает рот, и морщинок у нее на лице становится еще больше. Так, главное смотаться, пока она не передумала.

Чтобы придать Тюпе сходство с питбулем, над ней нужно немного поработать. В частности, питбули, в отличие от шерстистых спаниелей, собаки короткошерстные.

Как ни осторожно я крадусь по коридору за ножницами, мама у себя просыпается и сразу впадает в панику.

— Что происходит? — спрашивает она из-за двери испуганным голосом. Я отвечаю, что иду играть в бункер и зашел за плеймобилями.

— А-а, — говорит она с облегчением и затихает.

Чтобы никто нас не тревожил, мы уходим с Тюпой в лес. Я велю Терье держать ее покрепче. Но Терье морщится.

— Что-то мне не хочется ее трогать, — говорит он. — У этой мелюзги всегда столько болячек.

От этого парня помощи не дождешься.

— Следи, по крайней мере, за тем, чтобы она стояла смирно, — говорю я и осторожно открываю ножницы. Тюпа зарылась носом в снег рядом с бревном и громко фыркает, принюхиваясь. Моего приближения она не замечает. Терье держит поводок в вытянутой руке и топчется дальше невозможно.

Я наклоняюсь к Тюпе. Она крутит носом и машет хвостом. Я осторожно тянусь к ней, но вдруг у меня с хрустом подгибаются коленки, Тюпа оборачивается, видит у себя под носом ножницы, взвивается, как полоумная, кидается на меня, пытаясь укусить, и заливается лаем. Что интересно: она не гавкает, вавкает.