Таблица 21

Доход Алжира (1674–1678)

А согласно Лемнуару Мерушу, эти цифры недостаточны[1532]. Не сможем мы объяснить и данные иного рода, предоставленные ниже. Если верить французскому консулу ле Ваше, в 1675 году в порт завезли 1500 рабов[1533]. Но в марте 1675 года в письме монахов ордена мерсидариев[1534] упоминается, что выкуп шестисот испанцев обошелся в 136 000 экю. Выходит, в целом выкуп за пленников, доставленных в 1675 году, должен был составить примерно 340 000 экю[1535]. Это превышает сумму, указанную в таблице. Данные, приведенные Хеэсом на ноябрь и декабрь 1675 года (11 кораблей, 327 пленников), тоже свидетельствуют о том, что указанная в таблице общая сумма – неполная[1536].

Цифры, которые приводит за те же годы для Триполи английский консул, значительно ниже, но и порт намного скромнее, нежели Алжир и Тунис.

Таблица 22

Доходы Триполи (1679–1684)

На основе цифр, которыми мы располагаем, весьма трудно сделать какой-либо вывод. Во-первых, все меняется в зависимости от портов; и вариация будет меньше в процветающих городах, близких к торговым перепутьям вроде Туниса, и больше в бедных, лишенных связи с хинтерландом, таких как Триполи. Неясно даже, хорошо ли мы представляем ситуацию в каком-то отдельном порту. Даже если цифры точны, они отражают только доход, не отображая ни затрат, понесенных при инвестициях, ни морских потерь. Поэтому точный цифровой анализ затрат и прибылей невозможен[1537].

Ложье де Тасси тоже приводит свои данные, и пусть даже эти сведения относятся к началу XVIII века, все же они помогают нам вычислить проценты корсарских доходов от общей суммы. Итак, в 1720-х годах из общей суммы доходов – 772 400 пиастров (piastre) приходилось на трофеи – 100 000 и на выкуп рабов – 50 000. Вместе с налогами на выкуп общая сумма добычи могла составлять 322 000, или же 41,6 % от указанной[1538]. Тем не менее архивные исследования современных историков экономики показывают, что эти цифры слишком завышены. Фонтене и Меруш настаивают на том, что корсарство не приносило особого дохода в Алжире и на Мальте – двух самых больших пиратских портах Средиземноморья[1539].

Грабеж играл свою роль и в разнообразии доходов. Кстати, это было важно в военное время для мальтийцев, потерявших ренту, которую они собирали в своих европейских владениях[1540]. Перепродажа добычи в морских городах Европы и выкуп пленников вносили существенный вклад: бедные отсталые порты получали наличные деньги; в них оживлялась торговля и зарождался класс купцов[1541]. Хитрости, к которым прибегали марсельские купцы, вытесняя мусульман из порта, а также тот факт, что тунисцы немедленно отказались от пиратства и перешли на официальную торговлю, как только Наполеон ввел эмбарго, свидетельствует о том, что этим классом не стоило пренебрегать.

Кроме того, следует учитывать, что порты Южного Средиземноморья и промышленность в их округе были слаборазвиты. Грабеж обеспечивал приток многих товаров, неведомых местному производству[1542]. Из всех больших корсарских портов только Тунис получал снабжение из хинтерланда. И именно тунисцы при каждой возможности занимались торговлей. Ситуация кардинально разнилась для Алжира, а особенно – для Триполи. Те постоянно находились начеку, выжидая благоприятного шанса.

Вероятно, из всех товаров, которые корсары поставляли в порты, самым необходимым было зерно. Не зря один из архивных документов Ватикана упоминает о том, что населению тех городов «попросту нечего было бы есть», если бы не корсары[1543]. А прибавив к изменчивым осадкам Средиземноморья еще и чувствительность злаков к климату, мы поймем, почему скудные урожаи обрекали людей, живших в Средиземноморье, постоянно торговать зерном, причем опять-таки к выгоде зажиточных портов[1544]. Совершенно естественно, что в такой ситуации те, кому недоставало денег, хватались за оружие и нападали на груженные пшеницей барчи и марсильяны. В 1591 году мальтийские рыцари, выйдя в открытое море в дни голода на острове, больше и не помышляли о священной войне, готовые атаковать первое встречное судно, хоть врагов, хоть друзей[1545]. Да что там! Даже венецианский флот, страдая от нехватки зерна, без колебаний захватил корабли с пшеницей, идущие с Сицилии в Рагузу (Дубровник)[1546]. Возникает всего один вопрос: насколько можно утверждать, что принуждение к продаже товара чем-то отличалось от того же разбоя?