Опытными движениями цирюльник заскользил бритвой по его щекам. Он осторожно освободил его верхнюю губу от щетины, постоянно вытирая сверкающую сталь о полотенце на его левой руке.

Затем он снова опустил лезвие на горло Джулиано.

Почему герцогиня ничего не говорит?

Цирюльник отошел на шаг назад и с явным удовлетворением посмотрел на свою работу.

– Этого достаточно, – решила герцогиня.

– Ни в коем случае! – запротестовал Джулиано. – Он еще не закончил с моей шеей!

Луцилла отошла от двери, и внутрь вошли ее дружинники. Они грубо схватили Джулиано за руки. Он запротестовал, но, естественно, этой черни было все равно.

Они вытащили его в коридор перед темницей. Здесь тоже горели факелы.

– Я могу идти сам, – огрызнулся он на грубиянов, и они действительно отпустили его. Его привели к винтовой лестнице, которая выглядела так, будто ее выбили из голой скалы.

После ста шагов вниз они наконец-то достигли еще одного короткого прохода. Воздух здесь был спертым и вонял смолой от горящих факелов. Луцилла стала в открытой двери в конце коридора.

У Джулиано появилось неприятное чувство, что здесь его ожидала вовсе не ванна.

Его новая темница была крошечной, два шага в длину и меньше одного шага в ширину. Стены были сделаны из тщательно сглаженного камня, в котором имелось несколько трещин. Прямо над полом трещины превращались в щели. Из продольной стены торчал деревянный рычаг длиной с руку.

– Наденьте ему ошейник! – приказала Луцилла.

Прежде чем он что-либо понял, Джулиано прижали к стене камеры и кто-то занес снаружи широкий деревянный ошейник, который закрепили на крючках в стене.

Грубияны толкнули Джулиано, чтобы тот стал на колени и деревянный ошейник можно было закрепить на стене в нужном месте. Для его шеи имелось полукруглое углубление. Странный инструмент пыток, который напомнил ему позорный ошейник, выходил далеко за пределы его плеч, но имел форму полукруга, так что его затылок прижимался к стене.

Одну цепь обернули вокруг его талии, вторую – вокруг груди. Связанный, Джулиано мог лишь двигать руками и ногами. Он попытался выпрямиться, встать на ноги, но деревянный ошейник не позволил ему это сделать.

– Я решительным образом протестую против такого обращения! Нужно ли мне напомнить вам о том, что я вестник?

– Мы полностью осознаем это, сын священника. – Луцилла вошла в камеру и проверила, надежно ли он был прикован к стене, но при этом продолжала держаться на некотором расстоянии от Джулиано. Дружинники теперь тоже отошли и стояли у двери и в задней части узкой камеры.

– Меч! – потребовала герцогиня, и один из мужчин протянул ей свое оружие.

Джулиано сглотнул:

– Не нужно этого…

– Будь так любезен и нажми на рычаг сбоку от тебя.

– Зачем? – Джулиано пощупал стену. Его пальцы сомкнулись вокруг грубой древесины.

– Потяни его вниз.

Он повиновался.

Из горизонтальной щели на противоположной стене что-то вылетело… Внезапно Луцилла подняла свой меч и раздался звон стали.

С ужасом Джулиано увидел, что в щели скрывался клинок, достаточно длинный, чтобы подобно мечу палача отрубить ему голову непосредственно под деревянным ошейником.

Своим оружием герцогиня затолкала клинок обратно в стену, пока тот не зафиксировался с резким щелчком внутри скрытого механизма.

– Как видишь, сын священника, мы соблюдаем правила обращения с вестником. Мы не тронем и волоска на твоей голове. Ты сам себя обезглавишь.

– Ни за что! – решительно ответил он. Теперь, когда он знал, что произойдет, если нажать на проклятый рычаг, он и не прикоснется к нему. Если они хотят заполучить его голову, то пускай сами проделывают кровавую работу.

– Рассказывала ли я тебе о прискорбном нашествии крыс, из-за которого страдают жители Туара? На каждого из них приходится по четыре или пять этих мерзких тварей. Утес, на котором построен город, пронизан сотнями трещин и щелей, в которых гнездятся крысы. Они встречаются почти везде… Но не переживай. Широкий деревянный ошейник не даст им залезть на твои плечи. По гладким стенам они тоже не вскарабкаются наверх. Так что твою голову они точно не тронут.

– Вы не осмелитесь этого сделать…

Луцилла развела руками:

– Это не имеет ничего общего со смелостью. У нас попросту нет средств, которые позволили бы не пустить крыс сюда. – Она жестом приказала стражам выйти из камеры.

Джулиано лихорадочно думал, какое предложение он мог сделать, чтобы его освободили.

– Мой отец был бы вам весьма признателен…

Слуга в засаленном фартуке высыпал два ведра кухонных отходов на пол камеры.

– Крысы учуют это, – пояснила Луцилла. – В противном случае могло бы пройти несколько часов, прежде чем хотя бы одна из них случайно пришла сюда. Мы потушим свет. Тогда тебе не придется наблюдать, как они приходят, жрут отходы и ищут свежее мясо… Ты не поверишь, сколько ставок на тебя сделали. Большинство считают, что не пройдет и часа, прежде чем ты дернешь рычаг. Я же, напротив, думаю, что ты намного более выносливый и сдашься лишь тогда, когда крысы уже успеют сожрать приличную часть твоих бедер.

– Пожалуйста, умоляю, освободите меня. Я сделаю все, что вы захотите…

Луцилла холодно улыбнулась ему:

– В этом я не сомневаюсь.

СЕВЕРНЫЙ ШВЕРТВАЛЬД, ВЕЧЕР, 30-Й ДЕНЬ МЕСЯЦА ЖАРЫ В ГОД ВТОРОГО ВОСХОЖДЕНИЯ САСМИРЫ НА ПРЕСТОЛ

Маттео увлажнил свое тело свежей кровью. Он изнемогал от летней жары. Чем суше становилось его тело, тем медленнее он двигался. День Маттео провел в болоте, где любили купаться дикие кабаны. Там ему было хорошо.

Его охота в эту ночь началась удачно. Дружинник, чье бездыханное тело лежало у его ног, отошел от отряда, чтобы нарвать ежевики. Таких глупцов было немного…

Когда Маттео по ночам подкрадывался к их лагерю, он слышал, как они рассказывали о живой грязи, которая сокрушала своих жертв и выдавливала кровь из их конечностей. Маттео нравилось, что его боялись. Это делало его сильнее. В то же время у него возникало смутное ощущение, что он меняется.

– Гернот?

Между деревьями показались фонари. Как минимум две дюжины.

Этим дуракам не следовало бы ходить с огнем в лес, сухой, как трут, подумал Маттео и отпустил мертвеца. Их было слишком много, чтобы иметь с ними дело. И все же его тянуло к наемникам из Черного отряда. Он упивался глубиной их чувств.

Было бы разумнее не ждать, чтобы узнать, к какой категории наемников принадлежала эта группа, – к тем, кто забирал мертвеца и боязливо отступал, или же к тем, кто начинал яростно искать убийцу своего товарища, чтобы наконец-то рассчитаться с человеком из живой грязи.