– Но я ведь на вашей стороне!

– Не для новой герцогини. Она видит в тебе возможность заставить твоего отца вместе с его наемниками отступить из нашего леса. И Джулиано должен умереть, чтобы твой отец понимал, что она всерьез угрожает ему твоей смертью.

Милан потерял дар речи. И это после всего, что он сделал для герцогов? Фелиция отнеслась бы к нему по-другому, с горечью подумал он.

Но ее сестра едва знала его. Как можно быть настолько глупым, чтобы поверить, что он, чужак, мог занять место бойца среди повстанцев?

– Мы должны вытащить Джулиано из темницы…

– Это я и хотел услышать! – прозвучал голос за бочками. Тень поднялась и подошла к ним. Мужчина из трактира протянул Милану свою огромную лапу.

– Это Рутгер, – пробормотал Раинульф. – Мы из одной деревни…

– Я научил его браконьерству. И как знакомиться с девушками. – Рутгер, ухмыльнувшись, засмеялся. – Мы оба присоединились к Фелиции, когда она искала людей для выполнения задач, требующих смелости. И верности.

– И теперь ты выступаешь против герцогов Швертвальда? – недоверчиво спросил Милан. Ему пришло в голову, что, возможно, Луцилла решила проверить его верность. Чего доброго, герцогиня могла прятаться за одной из бочек и слышать каждое его слово.

– Мне всегда нравилось представлять, что я один из хороших парней. – Рутгер засмеялся, но его смех прозвучал горько. – Возможно, мне в детстве читали неправильные сказки. – Он ткнул в Раинульфа пальцем. – А этот здоровый молчун чаще всего сидел рядом со мной и тоже слушал сказки. Истории о бесстрашных браконьерах, сражавшихся с тираническими рыцарями, которые грабили своих крепостных, вместо того чтобы защищать их, как требует рыцарская этика. В конце этих героев всегда миловали герцоги. В сказках.

– Не слушай его, Милан, – холодно сказал Раинульф. – Ты хотел быть здесь, чтобы бороться против своего отца.

Милан решил отказаться от всякой осторожности:

– И смотреть, как убивают моего брата? Этого я не могу сделать. Какой у тебя план, Рутгер?

Сколько Милан себя помнил, Джулиано всегда относился к нему свысока. Их отношения никогда не были хорошими. И все же он был его братом… Милан посмотрел на бочки. Там, похоже, никого не было. Рутгер и Раинульф тоже не пытались схватить его, хотя он только что откровенно поставил себя против повстанцев Швертвальда.

– Почему ты здесь? – спросил он Раинульфа.

– Я должен оказать ему еще одну услугу…

– Чепуха, – резко ответил Рутгер и, понизив голос, сказал: – Его язык тяжелый как свинец, но его сердце летает в облаках. Именно поэтому Фелиция взяла его с собой в Далию. Из более чем двадцати человек она выбрала именно его, так как ни за золото, ни за красивые слова он не стал бы делать то, что противоречит его убеждениям. Он был верным ей до гроба…

– …и тем не менее не помог ей, – проворчал Раинульф.

– Разве ты отказался от нашего дела только потому, что ее больше нет в живых? Мы служим Швертвальду, а не этой дурочке, которая теперь нами командует. Убить вестника… – Рутгер сжал губы и покачал головой. – Если мы это сделаем, то станем жестокими варварами. Будь у новой императрицы хоть какие-то сомнения в том, что война против нас является несправедливой, они будут развеяны и она предоставит Лиге свободу действий.

«Как наш отец мог согласиться на это? – спросил себя Милан. – Почему он не…» И тут до него дошло: это решение могло быть принято только после того, как Нандус покинул собрание Лиги. Из-за него! Чтобы остановить его, предателя.

– Что нам нужно сделать? – прервал он Рутгера, который снова заговорил о глупости герцогов.

Великан на мгновение показался раздраженным из-за того, что его прервали. Это было ужасающее зрелище. Но затем он кивнул.

– Нам нужен кто-то, – убедительно произнес Рутгер, – кто согласится отдать свою голову вместо твоего брата.

ТУАР, ПОРТ, ВЕЧЕР, 30-Й ДЕНЬ МЕСЯЦА ЖАРЫ В ГОД ВТОРОГО ВОСХОЖДЕНИЯ САСМИРЫ НА ПРЕСТОЛ

Милан был удивлен, что корабль, к которому привел их Рутгер, еще не затонул. Его планширь был разодран, в корпусе зияло несколько больших отверстий, а по мачте было видно, что ее задели тяжелые снаряды и только по благодати Отца небесного она еще не упала за борт.

Сразу три фонаря висели вдоль планширя. Больше, чем на каком-либо другом корабле, мимо которого они прошли. Это выглядело почти так, как будто капитан хотел выставить напоказ раны своего парусника. За исключением того, что в столь поздний час в гавани уже не было никого, кто смог бы отдать дань памяти этим следам тяжелой битвы.

– И здесь мы найдем то, что ищем? – скептически спросил Милан.

– Феррус торгует всем. Он не знает, что такое угрызения совести, и, судя по тому, как выглядит его посудина, ему понадобится каждый кайзерталер, который он сможет заполучить, – уверенно заявил Рутгер.

Милан хотел было стать на сходни, ведущие вверх на корабль, но Рутгер удержал его.

– А почему мы не поднимаемся на борт?

– Капитан немного странный… – На мгновение показалось, что Рутгер хотел поподробнее объяснить, что имел в виду, но затем он лишь покачал головой. – Феррус! Покажись! Мы заинтересованы в твоем грузе.

Какое-то время были слышны лишь скрип снастей и тихий плеск волн, разбивающихся о скалистый причал.

Затем у планширя появилась приземистая фигура, причем настолько внезапно, что Милану показалось, будто она выросла из палубы. Свет фонаря отражался на железной, размером почти с ладонь, пластине, которая прикрывала правую половину бритого черепа. На месте правой глазницы было просто отверстие, заросшее узловатой рубцовой тканью. На загорелых щеках росла белая щетина. Голые руки были украшены татуировками: морская змея обвивала его левую руку, а на правой две русалки развлекались с обнаженным моряком.

– Не говори ничего про его глаз и серебряную пластину, – прошептал Рутгер. – Несколько лет назад во время битвы ему в глаз попал арбалетный болт, который вышел сбоку из черепа. Любой обычный человек умер бы от такой раны. Но Феррус выжил и стал… странным. Ни у кого нет такого чутья на море, как у него, но при этом тяжело найти кого-то настолько же своенравного.

– А еще мало кто слышит лучше Ферруса! – крикнул с палубы старый вояка. – Поднимайся на борт, Рутгер, и тех двоих бери с собой. А затем расскажешь мне, что вы знаете о моем грузе.

Рутгер скорчил гримасу. На мгновение у Милана возникло ощущение, что лучник хотел предупредить его еще о чем-то, но тот смолчал.

Один за другим все трое поднялись по раскачивающемуся трапу. Милан заметил темные пятна на палубе. Очередные следы борьбы?

– Все верно, парень, это именно то, чем кажется, – кровь! – заявил Феррус. – Штормом нас отнесло далеко на юг. Мы были вдалеке от любых судоходных путей… и тут внезапно встретили огромную джонку. – Глаз капитана расширился, как будто он снова увидел перед собой корабль. – У нее было семь мачт. Эта джонка выглядела как плавающий замок. Нам дали сигнал подойти к борту, а когда мы приблизились на расстояние в пятьдесят шагов, они без предупреждения начали стрелять. Чертовы ублюдки! Я вам говорю: они хотели любой ценой остаться в тайне. Но они не знали капитана Ферруса. Вместо того чтобы смыться оттуда, мы подплыли ближе. – Он топнул сапогом по доскам. – Мой «Морской сокол» – самый быстрый корабль, который когда-либо строили на Цилии. Мы прошли вплотную к носу и затем уплыли. Там они уже ничего не могли нам сделать своими катапультами. Нам пришлось выбросить часть нашего груза за борт. Как для огромного судна, эта джонка была поразительно быстрой.