что Быков хлопочет о назначении на эту должность курсового офицера капитана Свежевского205. Вообще за последнее время, после взятия батареи Петроградских советских курсантов, в армии оказалось огромное количество курсовых офицеров, старавшихся пристроиться на какую-либо должность. По их инициативе проектировалось артиллерийское училище (это при артиллерии, едва насчитывающей 6 батарей!). Эти люди не желали идти младшими офицерами в существующие батареи, а потому им нужна была хоть видимость работы. Кроме того, предполагалось разделение артиллерии на отдельные дивизионы и уничтожение названия «Псковская артиллерийская бригада», как совершенно не свойственного артиллерии. По-моему, эта мера была бесцельна и вредна. Каждая часть должна иметь свои традиции и те исторические факты, которые могут укрепить эти традиции. В данном случае название Псковской артиллерия получила как часть, возникшая во время первых формирований в Пскове. Для впоследствии формирующихся частей артиллерии это название, пожалуй, теряло свой смысл, но для старых батарей это имя надо и должно было сохранить.

В Волосове большое оживление. Здесь стоял штаб начальника правого участка полковника Ветренко (он же командир Волынского полка). Против платформы стоит только что созданный бронепоезд «Адмирал Эссен». Весь черный, с тремя орудиями и несколькими пулеметами, он производил внушительное и элегантное впечатление. Он был доморощенной конструкции – броня на нем отсутствовала и была заменена песком, насыпанным между двумя стенками. Благодаря моему близкому знакомству со старшим лейтенантом Качаловым206, работавшим в свое время в организации П.П. Дурново, мне удалось подробно осмотреть броневик. Впереди находилась платформа с рельсами и шпалами для починки пути; эта же платформа предохраняла поезд от фугасов, так как первая попадала и взрывала фугас. Дальше платформа с 3-дюймовым орудием, поставленным на деревянный полукруг, за ней вагон с вышкой для мелкокалиберного морского орудия, внутри вагона картечница, перекатываемая, в зависимости от цели, на правую или левую сторону, потом пулеметный вагон, паровоз, и в хвосте снова вагон с пулеметами. Большинство офицеров и команды были моряки, почему и терминология у них была морская: вагон для еды и жилья – кают-компания, наблюдательная вышка командира – боевая рубка, правая и левая стороны поезда – борты. Поезду было много работы по охране Волосова от красных бронепоездов, пытавшихся обстрелять станцию и подходивших со стороны Гатчина и по Мшинской ветке.

Тут же на станции суетился мой старый приятель по Выборгу Петр Николаевич Никифораки207 («Никита во фраке», как мы его называли), поступивший вольноопределяющимся в армию и назначенный ко мне в батарею. Ему было 42 года, он до революции был нотариусом в Коломне, потом участвовал в одной контрреволюционной организации, был арестован в Петрограде, просидел несколько месяцев и, при помощи нашей организации, бежал в Финляндию почти одновременно со мною. Он искренне увлекался всем, многое предпринимал, мало что кончал, так как до окончания дела, по широте своей натуры, хватался за что-либо новое. Он вбил себе в голову стать офицером, и в этом желании оказался постоянным и добился своего под самый конец борьбы на Петербургском фронте, я был в то время уже эвакуирован после ранения. Я его искренне любил за его добродушие, неиссякаемое остроумие и его милое отношение ко мне. За неимением людей, он попал в Волосово заведующим головным артиллерийским парком (хотя в артиллерии не понимал «ни уха ни рыла»), не спал ночи, волновался и, проявляя кипучую деятельность, был полезен. На нем все события нашей борьбы отражались крайне сильно, и настроение его колебалось от полного отчаяния до неудержимого восторга и надежд. Он меня встретил с восторгом и сообщил о приезде в армию моих выборгских друзей: Неведомского, Виланда и Швабе.

Вернулся в обоз батареи поздно, и на другой день рано утром был разбужен артиллерийской стрельбой. Прискакал в Клопицы и нашел Яницкого уже на другом месте, из-за обстрела он переменил наблюдательный пункт. Вообще в боевом отношении этот офицер мало меня удовлетворял, он был вял и мало интересовался своим делом, одна эта его манера перемены наблюдательного пункта вследствие огня показывала, насколько он не тверд, не говоря уже о развращающем влиянии такой системы на солдат, приучающей их бояться огня. Вскоре приехал Андреев, и мы весь день провели с ним на крыше, с которой вели наблюдение. После артиллерийского огня, долженствующего изобразить артиллерийскую подготовку, красные открыли ружейный огонь по всему фронту, но цепи не появлялись. Через полчаса ружейная стрельба прекратилась, но снова загремели пушки, загорелся дом, за ним другой, и пожар забушевал по деревне, сжигая последние дома и без того сильно пострадавших от прошлых боев Клопиц. Затем снова началась ружейная стрельба, но цепей снова не было видно. Такая инсценировка атак продолжалась еще несколько раз за этот день.

Большинство пуль пролетало высоко над головами, по-видимому, красноармейцы стреляли не целясь – «через сосенку», как острили солдаты, то есть уткнувшись для безопасности головой в землю, отчего дуло ружья поднималось кверху и пуля описывала высокую траекторию. Часто от этой стрельбы страдали тылы, где бывали убитые и раненые. К вечеру пошел дождь, который продолжался всю ночь и все следующие дни.

3 июля, согласно предписанию полковника Афанасьева, поехал принимать взвод, находящийся при Ревельском полку. Командира взвода штабс-капитана Квятковского нашел в деревне Захонье (южнее Волосова), он знакомился с участком. Тут же на чердаке школы, где он установил свой наблюдательный пункт, объяснил ему цель моего приезда и просил вкратце познакомить меня со взводом. Взвод был составлен из мобилизованных Псковской, Новгородской и Петроградской губерний; во время стоянки в столице в батарее вспыхнул бунт, на усмирение которого были посланы артиллерийские курсанты, несколько человек было расстреляно, это обстоятельство поддерживало в солдатах антибольшевистский дух. Во время стоянки на финской границе, после мобилизации слушателей Михайловской артиллерийской академии, во взвод попал Квятковский. С началом нашего наступления на Петроград батарея попала на наш фронт. Офицеры батареи, пользуясь глупостью батарейного комиссара, делали все, чтобы не участвовать в боях с белыми, или же ставили батарею в такое положение, чтобы она легче могла попасть в руки белых. Несколько раз попытки не удавались. Наконец один из взводов, в котором был Квятковский, узнав о восстании на Красной Горке, тоже поднял бунт. Перерезав своих коммунистов и выдержав бой с красными, взвод перешел на нашу сторону. После перехода к нам, ко взводу было присоединено одно захваченное орудие с 30 человеками курсантов, оказавшимися теми, которые усмиряли батарею во время бунта в Петербурге. Две недели длилось сплошное мордобитие – солдаты вымещали свою злобу, в результате 7 курсантов бежали обратно к красным. Таким образом, состав людей, если не считать курсантов,