Рана пульсирует, но боль теперь кажется чем-то далеким. Как будто моя рука отдалилась от меня на пять метров. Пуля прошла навылет, оставив сквозное отверстие. Я перебинтовал его, как мог.

Я чувствую себя слабым, как жертвенный ягненок.

Сколько раз я представлял себе этот момент, но все же оказался не готовым к реальности. Я не ожидал, что мне придется умереть вот так, на дне колодца без выхода, в городе, заполненном привидениями и призраками.

Мне приходят в голову тысячи воспоминаний, не связанных друг с другом, как осколки разбитого зеркала.

Шаги уже в нескольких метрах от колодца. Скоро мои преследователи нагнутся над ним, смотря вниз.

Я закрываю глаза.

И не надеюсь открыть их снова.

Белый луч разрывает темноту.

И еще один.

Два электрических фонаря шарят во мраке.

— Капитан, он здесь! — кричит какой-то голос, искаженный противогазом. Спокойные, размеренные шаги приближаются к кромке колодца.

Даже сквозь фильтр я могу узнать голос Дюрана:

— Доктор Ливингстон, я полагаю? Как ты туда залез?

— Здесь есть металлическая лестница.

— Тогда поднимись по ней обратно, будь добр. Ты безоружен?

Я киваю в знак согласия.

— Ты безоружен, Джон? — спрашивает он снова нетерпеливо.

— Да! — кричу я.

— Тогда вылезай. Давай, я хочу тебя видеть.

— Ну, святой отец, заставил же ты нас побегать! Это было приятно — понять, что ты это именно ты. С другой стороны, когда мы разглядели, что это ты, мы уже успели немножко пострелять в тебя, и поэтому было бы странно сказать: «Эй, Джон, это мы, твои друзья из Ватикана». Когда мы вернулись в эту чертову церковь на колесах, то были удивлены, обнаружив, что тебя там нет. Как ты смог освободиться? Видел бы ты Поли, он разъярился, как зверь, и кричал: «Никто не может освободиться из моих узлов, никто!»

Пока он это говорит, капрал Диоп обыскивает меня. Учтиво, но очень тщательно. От него и зубочистку не скроешь, наверное.

— Он чист, капитан.

— Хорошо.

Дюран спрыгивает с края колодца и снимает маску.

Теперь я наконец понимаю, на кого он похож.

На того русского политика, президента Путина. С тем же холодным взглядом и командным видом.

— Веришь или нет, но я рад, что мы тебя нашли, — говорит капитан, улыбаясь, и протягивает мне руку.

Я показываю ему на свое раненое плечо. Он делает раздраженную мину.

— Капрал, осмотри рану, пожалуйста.

— Прямо здесь?

— Ну, для начала здесь. А уж потом мы перевяжем ее как следует. Итак, Джон, как же тебя сюда занесло? Есть ли у тебя хорошие новости для кардинала Альбани?

Я не отвечаю.

Капрал Диоп осматривает мою рану.

— Пуля вышла. Дырка чистая. Я перевяжу, на всякий случай, чтобы не пошла кровь.

— Никаких новостей? — настаивает Дюран.

— Если они и есть, я расскажу о них самому кардиналу, — отвечаю я ему.

Дюран качает головой:

— Да, верно. Очень правильно. Но ты знаешь, всегда лучше, как говорится, не класть все яйца в одну корзину. Мало ли что может случиться с тобой по дороге отсюда до Рима… Кто-нибудь должен быть в состоянии донести кардиналу…

Это заставляет меня улыбнуться.

— Это значит, что вы будете лучше заботиться о том, чтобы со мной не случилось ничего плохого.

— Хорошо сказано, священник, — смеется Марсель Диоп.

— Молчать, капрал! Так ты не хочешь сказать нам, что ты нашел за эти три дня?

— А что, прошло уже три дня?

Лицо Дюрана выражает неподдельное изумление:

— А что, ты не знал?

— Это невозможно.

— Что невозможно, так это то, что ты до сих пор держишься на ногах, — качает головой Венцель. — Посмотри на себя. Когда ты ел последний раз?

Дюран останавливает его жестом:

— Мы еще успеем наговориться. А сейчас пошли обратно на базу.

— Какую базу? — спрашиваю я. Но никто не удостаивает меня ответом.

— Пошли. Это не очень близко. Ты как, идти можешь?

— Если я скажу, что нет, что тогда?

— Один вопрос за раз, пожалуйста, — ухмыляется Дюран. — Ладно, пошли.

— Я никуда не пойду. Я не в состоянии.

Я сажусь в снег. Плечо болит все сильнее. Я устал. Мой желудок, кажется, вспомнил о том, что он пуст вот уже три дня.

Дюран опускается на одно колено. Его ледяной взгляд, видный и из-под маски, нависает надо мной.

— Тебе придется это сделать, священник. Или ты сейчас же поднимаешься, или я отправлю тебя к твоему Господу.

В его глазах тревожный блеск. Он не бросает обещаний на ветер.

Собрав воедино остатки сил, я поднимаюсь.

Мне приходится облокотиться на стену, но вот я уже стою на ногах. Дюран кивает и улыбается.

— У нас больше нет масок, но здесь достаточно низкий уровень радиации. Странно, что этот город пуст. В любом случае, ты можешь укрыться так же, как раньше. Шарфом, я имею в виду. Этого должно хватить. В конце концов, ты до сих пор этим пользовался и до сих пор жив. Поли, дай ему немного воды.

И он пускается в путь, не говоря больше ничего.

Мне не остается ничего другого, как следовать за ним, идя между Диопом и сержантом Венцелем. Их винтовки направлены в стороны, но я не сомневаюсь, что хватит одного моего неверного шага, чтобы они меня пристрелили. На секунду даже возникает желание это проверить. Но я должен довести свою миссию до конца, и я уже так близок к цели, что не могу позволить себе пустить сейчас все к чертям. Моими действиями не должно руководить отчаяние.

И вот, я решаюсь.

Вода, которой еще оставалось немного на дне фляжки Венцеля, придала мне немного сил.

Я иду, с трудом делая шаг за шагом, мысли мои путаются.

У меня такое чувство, будто я ростом с километр и моя голова — над облаками. И если я вдруг упаду, мое падение будет длиться часами.

Время от времени сержанту приходится поддерживать меня, когда он видит, что я не стою на ногах.

— Держись. Еще совсем немножко, — шепчет он мне.