Несмотря на многочисленные недостатки, устройство иудейской общины было отлично налажено; в ней существовали свои суды и казначейство; по королевскому указу в городах, в том числе и в Уилтоне, создавались архивы для хранения документов обо всех сделках с участием иудеев.

Семья Аарона обосновалась в Уилтоне сто лет назад и занимала влиятельное положение в городе. Сам Аарон был хорошо знаком с Годфруа и Шокли; дед его любил подолгу беседовать с доблестным Ранульфом де Годефруа, а отец ссудил небольшую сумму Эдварду Шокли, когда тот решил начать дело в новом Солсбери. Неудивительно, что обе семьи решили воспользоваться услугами ростовщика и сейчас.

– Позволь спросить, – серьезно сказал Аарон, обернувшись к Эдварду, – у тебя есть надел и ткацкая мастерская в городе. Кто будет вести новое дело?

– Мой сын Питер, – ответил Эдвард.

Аарон внимательно посмотрел на юношу – в Питере чувствовалась некоторая порывистость, свойственная молодым людям.

– Что ж, тебе придется за ним присматривать, – заметил ростовщик и направился к своей лошади.

Годфруа и Шокли растерянно переглянулись – Аарон не упомянул о самом важном условии.

– Погоди! – остановил его Эдвард и с запинкой напомнил: – Ты же ставку не назвал.

– Ох, я и забыл, – усмехнулся иудей. – Весьма неосмотрительно с моей стороны. Для вас ставка обычная.

Начинающие предприниматели вздохнули с облегчением – на такую удачу они и не надеялись.

В XIII веке бурный рост промышленности и сельского хозяйства привел к недостатку наличных денег, и процентные ставки на ссуды были очень высоки. Обычная ставка составляла одно-два пенни за фунт в неделю, что соответствовало годовой ставке от двадцати одного до сорока трех процентов. Как только король увеличил налоги на доходы ростовщиков, ставки подскочили до шестидесяти, а то и до восьмидесяти процентов от ссужаемого капитала. Впрочем, христианские ростовщики и менялы из Ломбардии и Кагора требовали в залог имущество, в полтора раза превышавшее сумму ссуды, которую следовало вернуть до конца года, то есть ставка составляла около пятидесяти процентов за несколько месяцев, однако же землевладельцы и торговцы с готовностью платили несоразмерно высокие цены. Аарон давно знал семейства Шокли и Годфруа, поэтому брал с них сравнительно скромную по тем временам ставку – двадцать пять процентов годовых.

Аарон и Годфруа вскочили на лошадей, Шокли с сыном уселись в повозку и все неспешно вернулись в город.

По дороге Эдвард Шокли повернулся к сыну и прошептал:

– Строительство начнем немедленно. Считай, мы разбогатели.

Питер кивнул и чуть заметно улыбнулся, твердо уверенный в том, что добьется успеха в задуманном предприятии, а потом женится на Алисии. Вряд ли ле Портьер откажется выдать дочь замуж за владельца мельницы.

Мельница, о которой думал юноша, не имела отношения к зерну. Годфруа и Шокли решили заняться самым доходным занятием того времени – производством сукна.

Ткачество, известное с древнейших времен, за две тысячи лет почти не претерпело изменений. Сначала овец стригли, руно трепали и вычесывали частым гребнем и кардами – досками с зубьями разной формы и толщины, – чтобы распрямить волокна, а потом отмывали от жира и грязи и тщательно просушивали. После этого шерсть пряли вручную – свивали в нитку с помощью веретена, потому что прялки еще не изобрели, – затем сматывали в мотки и лишь тогда приступали к ткачеству.

Устройство ткацких станков тоже не изменилось: кросны представляли собой вертикальный брус, на который накидывались нити основы, утяжеленные небольшими грузиками, а нити утка пропускались между нитями основы и для плотности прибивались особым ручным приспособлением – бёрдом. Монотонный процесс повторялся тысячекратно, полотно медленно, дюйм за дюймом, увеличивалось, пока работник не доходил до конца нитей основы.

Однако же с недавних пор появились горизонтальные ткацкие станки, где нити основы обвивали вокруг вращающейся перекладины – навоя – и натягивали на раму, что позволяло ткать бесконечно длинное полотно. Теперь ткачи могли сидеть по обе стороны полотна, передавая уток друг другу, что увеличивало ширину ткани. Горизонтальный станок совершил переворот в ткачестве. Именно такими станками и обзавелся Шокли.

Сыровье, то есть сырое сукно, требовало дальнейшей обработки: его следовало обезжирить, что достигалось вымачиванием в широких чанах, наполненных смесью воды с мочой, а потом свалять, вытаптывая мокрую ткань ногами. От влаги ткань уплотнялась и сбивалась, едкая моча растворяла жир и грязь; вымоченное сукно тщательно полоскали в большом количестве воды, чтобы избавиться от вони, а потом обрабатывали особыми ворсильными щетками из головок репейника, тщательно состригали ворс ножницами и, наконец, растягивали полотно на рамах для просушки.

Валяние сукна было тяжелым и долгим делом, занимающим до двадцати часов в сутки; чем толще сукно, тем тщательнее его следовало вымачивать и валять.

Руно английских овец пользовалось спросом в Европе, но к XIII веку отношение к торговле шерстью изменилось по двум основным причинам. Во-первых, производство английского сукна неуклонно возрастало, хотя на остров все еще привозили ткани из Фландрии и Италии. Во-вторых, появились сукновальные мельницы – механические приспособления для валяния сукна.

Эдвард Шокли быстро оценил их значение.

– Понимаешь, сукновальная мельница работает так же, как обычная, мукомольная, и приводится в движение водяным колесом, только вместо жерновов в ней движутся деревянные валяльные молоты, которые отбивают ткань, – объяснял он Годфруа. – Даже с самым толстым полотном мельница справляется лучше десятка работников.

Сукновальные мельницы уже применялись в Британии, особенно в западной оконечности острова. Местные сукновальщики относились к ним недоверчиво, опасаясь лишиться привычной, хотя и изнурительной работы. С виду сукновальни ничем не отличались от обычных мельниц, выдавал их лишь ритмичный стук тяжелых деревянных молотов и едкая вонь мочи. Во владениях епископа Винчестерского, в Даунтоне, уже установили именно такую сукновальню.

– С каждым годом производят все больше и больше сукна. Если построить сукновальню, у нас будет преимущество, – настаивал Шокли.

Для этого требовалось купить участок земли на берегу, там, где можно построить водяную мельницу с черпальным колесом и сукновальным лотком, и подыскать поручителя из состоятельных людей. Разумеется, за помощью и поддержкой Шокли обратился к Годфруа.

Они уговорились, что Годфруа возьмет у Аарона ссуду под залог своих земель и построит сукновальню в своем новом ленном владении, а Шокли будет отдавать ему половину денег, полученных за обработку сукна сторонних заказчиков, и все деньги, уплаченные за обработку сукна вилланов Годфруа, которым по феодальному обычаю позволялось пользоваться только господской сукновальней. Новая постройка одновременно увеличивала и ценность владений, и непосредственные доходы феодала – смесь черт феодализма и нарождающегося капитализма была весьма характерна для того времени.