– Тогда забирай свой подарок! – всхлипнула она. – Мне такого не надобно. И тебя мне не надобно!

Питер понял, что слишком далеко зашел, но не знал, как выкрутиться.

– Я завидный жених, мужчина состоятельный…

Фиалковые глаза потемнели, в них мелькнуло презрение.

– Ты не мужчина, а мальчишка. Мне таких не нужно. Ступай прочь! Видеть тебя не желаю, – холодно произнесла Алисия и протянула ему медальон.

Питер ошеломленно взял безделушку и вышел из сада, разочарованно думая: «Ничего страшного, она образумится!»

Вечером мать позвала Алисию в спальню и заставила принарядиться к ужину.

– Это еще зачем? – удивленно спросила девушка.

Мать задумчиво посмотрела на нее:

– Ты за кого замуж хочешь?

Обычно Алисия со смехом отвечала: «За Питера Шокли», но сегодня обиженно заявила:

– Не знаю.

– Питер – прекрасный юноша, но слишком молод. К тому же незнатного рода, торгового сословия. Тебе нужен человек посолиднее.

На щеках Алисии вспыхнул румянец. Она догадывалась, что сегодня вечером произойдет что-то необычное. Мать сосредоточенно поглядела на Алисию, попросила снять скромное платье-блио и льняную нижнюю рубаху-котту, а взамен надела на дочь белую шелковую сорочку. Алисия с восторгом погладила тонкую ткань.

– Грудь у тебя красивая, негоже ее прятать, – сказала мать и достала из сундука у кровати синее платье, богато расшитое золотой нитью.

Платье, подвязанное золотым пояском чуть выше талии, пышными складками ниспадало до самого пола. Мать затянула шнуровку впереди, соблазнительно приподняв грудь дочери, прикрытую тонким шелком. Алисия покраснела от смущения, а мать аккуратно повязала ей голову белым повойником и надела поверх льняной чепец. Алисия погляделась в бронзовое зеркало на стене и изумленно ахнула. Она и не подозревала, что так красива.

– Ты взрослая женщина, дитя мое, – усмехнулась мать.

– Ради кого все это? – спросила Алисия.

– Сегодня Уолтер приезжает из Винчестера с важным гостем, старым другом твоего отца, – объяснила мать. – Его зовут Жоффрей де Уайтхит, он владелец большого имения. В прошлом году он потерял жену и сына – в усадьбе пожар случился, – так что сейчас хочет обзавестись наследником.

– Отец меня насильно выдаст замуж?

– Нет, что ты! – вздохнула мать. – Он надеется, что Жоффрей тебе понравится, да и Уолтер считает его завидным женихом.

К отцу и брату Алисия относилась с глубоким почтением и знала, что худого они ей не пожелают.

– А он очень старый? – робко спросила она.

– Нет, – рассмеялась мать. – Не первой молодости, но седина украшает мужчину. Они скоро приедут.

Алисия чинно спустилась на первый этаж. Подол длинного платья с шелестом скользил по ступеням. Внезапно девушка ощутила себя вполне взрослой – Питер Шокли слишком юн, чтобы оценить ее по достоинству.

Осмунд неожиданно осознал, что совершил третий смертный грех.

Мальчику очень нравилось работать на строительстве собора – здесь, на строительной площадке, начинался новый мир.

По велению каноника Осмунда взяли не простым работником – подносить камни и таскать тяжелые корзины со щебнем, – а учеником каменщика. Впрочем, пятьдесят каменщиков словно бы и не замечали новичка. Среди мастеров особое положение занимали Николас из Или и его помощник Роберт, которые руководили строительством, но самым главным был Элиас де Деренхем, зодчий собора, прославившийся возведением многих замечательных храмов, в том числе и гробницы святого Фомы Бекета в Кентербери. Преклонный возраст не удерживал зодчего от частых разъездов – вот и сейчас Элиаса не было в соборе.

Каменщики, подмастерья и остальные ученики не обращали на мальчика внимания, однако он не унывал. Его мечта свершилась, он будет строить собор!

Поначалу он трудился на самых простых работах – резал глыбы серого камня на блоки, помогал их обтесывать. Жаркими летними днями, в тени медленно растущих стен он наблюдал за работой каменщиков. Ночевать ему позволяли в бревенчатых хижинах каменщиков, у северной и восточной стены соборного подворья. Вечерами он скромно сидел в стороне и прислушивался к разговорам, но скрытные каменщики крепко хранили тайны своего ремесла и не торопились посвящать в них новичка.

Ежедневно Осмунд приходил в восточную оконечность собора, где уже построили небольшую часовню – одноярусную капеллу Богоматери. Там на столе красовалась деревянная модель здания, и всем работникам позволяли ее рассматривать.

Собор представлял собой длинное узкое сооружение с двумя огромными трансептами посредине, пересекающими продольный неф и образующими средокрестие; два трансепта поменьше располагались в восточной оконечности собора; ровно посредине длинной крыши находилась двадцатифутовая квадратная башня. Таким было типичное устройство средневековых соборов того времени – прямые линии и четкие очертания свидетельствовали о скромности и сдержанности.

Старые нормандские храмы больше походили на крепости – толстые стены, круглые сводчатые арки и узкие бойницы окон, – а новый собор выглядел изящным и просторным. Особенно поражали воображение два яруса высоких стрельчатых окон – стекло выгодно оттеняло серый чилмаркский камень стен. Здание казалось воплощением простоты и естественности.

Однажды утром Осмунд, как обычно, любовался моделью. Внезапно раздался негромкий голос:

– Ну как, нравится тебе?

Осмунд испуганно обернулся – в капеллу вошел старик с залысинами на широком лбу.

– Да, – с запинкой ответил мальчик, не зная, кто к нему обратился. – Все так просто и понятно…

– Вся прелесть в простоте, – улыбнулся старик. – Вот посмотри на окна. Видишь, они совсем простые, никакой ажурной резьбы. В Европе сейчас принято украшать и окна, и своды замысловатыми каменными кружевами, но мне так не нравится. К сарумскому чину это совсем не подходит.

– Наверное, это самый большой собор на свете! – восхищенно прошептал Осмунд.

– Нет, что ты! – рассмеялся старик. – Амьенский собор во Франции в два раза больше нашего, только изнутри это незаметно. Знаешь почему? Все дело в пропорциях. Видишь, своды опираются на стройные пилястры из пурбекского мрамора; камень очень прочный, и колонны можно сделать тоньше. А по углам средокрестия свод будут поддерживать четыре массивные колонны, но они так высоки, что их толщины не замечаешь. Главное – четкие линии.

Осмунд запоздало сообразил, что с ним разговаривает сам главный зодчий, и обомлел от изумления.

– Ты каменщик? – дружелюбно осведомился каноник Элиас де Деренхем.

– Нет, – потупился Осмунд. – Я еще только учусь.

– А резать умеешь?

– Да, – кивнул мальчик; он хорошо резал по дереву и не сомневался, что справится и с камнем.