окружённая ещё восьмью узкими башенками. Храм. Туда идти незачем. Богато изукрашенные дома – один другого величавее; не понять, какие принадлежат воеводам и вельможам, а какой – самому князю. В окнах одного из каменных дворцов Яр заметил приглушённый свет. Там не спят среди глубокой ночи; там, может быть, говорят о чём-нибудь важном. Ещё один шаг, снова безошибочный. Под ногами – узкий карниз, совсем рядом – полукруглый оконный проём, забранный драгоценной прозрачной слюдой. Внизу, у украшенного пузатыми колоннами крыльца, двое стражей. Яр неслышно перевёл дух. Соваться сюда без подготовки было глупо. Опрометчиво. Ещё не поздно прямо отсюда прыгнуть обратно в укромную комнатушку на постоялом дворе и обмозговать всё как следует…

Скребнула о камень деревянная рама. Яр вжался спиной в холодную стену, ни жив ни мёртв. Один из стражников беспокойно пошевелился, но, должно, не различил чужака, неподвижно застывшего на грани теней и зыбкого света. Человек же, выглянувший в открытое окно, не собирался вертеть головой по сторонам. Он подставил немолодое лицо ночной прохладе, сощурился на низкие тусклые звёзды и сказал негромко:

– С реки холодом тянет. Лекари скажут – уморить тебя хочу.

– Пусть их. Так хоть свежего духу прибудет, – отозвался из комнаты другой голос, хрипловатый и надтреснутый. – Да и что те лекари? Кто их знает, из чьей мошны берут… Нет, побратим, не верю я лекарям.

Вычерченный свечным светом профиль обратился внутрь комнаты. Яр различил суровое обветренное лицо, светлые глаза и белёсый шрам от уха до подбородка.

– В былые-то времена, княже, не надо было никаких лекарей.

Яр затаил дыхание. Слова эти были о том же, о чём сам он хотел говорить со старым князем. Неужто и без него всё повернёт к лучшему?

– Сам знаю, – глухо отвечал Горислав. – Да теперь где ж найдёшь? Владыки всех повывели от моря до моря.

На несколько мгновений повисло молчание. Князь дышал тяжело и хрипло, его побратим в сомнениях кривил губы. Что будет, если прямо сейчас выступить из тени? Дадут сказать хоть слово или сразу кликнут стражу?

– Может, оно и хорошо, что повывели, – сумрачно проговорил Горислав. – Сам видал, что в Летице было.

– Видал, – слово упало тяжело, словно топор на плаху. – Да нам ли их не понять? За свою землю стояли, за вольное житьё…

– Так кабы сами стояли! А то своею силой простой люд гнали под стрелы… Нет, братец, поделом вышло. Лучше уж вовсе без них, чем…

Князь надсадно закашлялся. Яр не шелохнулся. Этот человек, ни разу в жизни его не видав, за глаза желал ему смерти. Драган учил жалеть людей, какими бы те ни были. Драган погиб в войну, и никто не пожелал его защитить. Каменный холод призрачно-белых стен растекался по спине, глубоко проникал под покрытую испариной кожу.

– Я знал когда-то… – начал князев побратим, смолк отчего-то, но нашёл смелость продолжить: – Знал того, кого благословил Стридар. В нём не было зла.

Горислав натужно рассмеялся.

– Ни в ком нет зла, брат мой названный. Сколько я людей повидал – не знал ни одного, у кого была бы злая душа. Да только страшного лесного зверя мы встречаем рогатиной, пусть и желал бы он только лишь порезвиться на опушке.

– Да разве можно человека со зверем равнять?

– А человек ли тот, кому над людьми дана такая власть? – князь тяжко, хрипло вздохнул. – Полно, братец. Вздумай я всё повернуть вспять, не дадут ни владыки, ни мои воеводы. Нынче Ильгода такая, что тронь – развалится. Поди сюда, сослужи службу… Уж не так, как на поле брани: не щитом заслонить прошу от супостата, а слова мои записать твёрдою рукою…

Тяжёлые неторопливые шаги. Тихое щёлканье – верно, князев побратим чинил перо. Завозилась внизу стража – и тут же успокоилась. Что теперь делать? Упрямо ждать, когда уйдёт княжий побратим, или убираться восвояси, пока не заметили? А если ждать – то чего ради? Тщательно заготовленные слова казались теперь пустыми и глупыми, как детский лепет.

– Пусть подати с Хигреды уполовинят и дадут Зейку, чего он просил, – повелел Горислав. Отчётливо послышался скрип пера. – Скажи – из сердечной моей благодарности за верную службу. Ежли Зейко от нас отложится, так совсем беда. У него золотоносные горы и старые брайские пристани…

Горислав говорил о своенравных воеводах: наказывал, кого умилостивить, кого прищучить, кого казнить при всём честном народе. Не хозяин он им. В своих землях каждый – сам себе владыка. Старик слаб и разбит грудной болезнью; он уступил на поле боя свирепым степнякам, он едва держит ослабшие вожжи. Прикажи ему Яр хоть вернуть всё как было, хоть достать луну с неба – итог будет один. А ведь снизу, с городских улиц, князь ильгодский казался едва ли не всемогущим… На том, видать, и держится его шаткая власть. На зыбком мороке минувшей славы.

– И Хавраду скажи, чтоб отрядил послов к Агирлану, будь он неладен, – выплюнул Горислав. – Пусть думает, что у нас тут тишь да гладь. Лишь бы не ходил сюда свои порядки наводить, пёс шелудивый…

– Гляди, услышит.

– А что ж, разве он не знает, как мы тут его честим? Сколько языком ни мели, ничего мы против него не сделаем. Покуда оно так, говорить я могу, что вздумается – слова те мало стоят…

Довольно. Яр прикрыл глаза, сосредоточиваясь на знакомой каморке. Впустую все его наивные старания. Если бы достаточно было всего лишь наложить на старика-князя чары внушения, это давно уже сделал бы кто-нибудь другой. Отчего