– Мне жаль, Ронни. Я не знаю, что со мной…

– Послушай. Ходит один слух. Брат Халиля рассказал своему тюремному приятелю, будто «Черный сентябрь» [78] потребует освободить сотни заключенных. Он уверяет, что его имя – в этом списке.

– Кто? Когда?

– Мы не знаем. Что мы точно знаем: эта группа действует иначе. Это автономные ячейки с тремя-четырьмя членами, без центрального руководства. ФАТХ станет отрицать свою причастность.

– А Народный фронт в этом участвует?

– Точно так же. За кулисами.

Мориц думал о том, что рассказала ему Амаль.

– Они тебе теперь доверяют. Ты должен продолжать. Пока мы внедрим нового человека, будет уже слишком поздно.

Мориц задумался. Ронни схватил его за руку:

– Эй. Наша работа иногда такая идиотская. Но у тебя хорошо получается. Пойдем. Это тебе поднимет настроение.

* * *

Он провел его в торговый зал, где стояли экзотические спортивные автомобили и лимузины – словно обещания чудесной, лучшей жизни. Без забот, без политики, без сомнений. Между ними стоял гранатово-красный «ситроен DS».

– По-моему, ты говорил, что у Виктора была такая?

– Ронни. Мне пора домой.

– Залезай!

Ронни сел за руль. Морицу ничего не оставалось, как сесть рядом. Кресло было мягкое. Его мгновенно перенесло назад. Запах «богини». Он услышал шипение Каирского радио. Увидел Ясмину. И Виктора. Чертова машина, подумал он.

– Она твоя.

– Нет, Ронни. Это для меня чересчур.

– Тебе не нужно прямо сейчас платить. Мы дадим рассрочку. Ты и не представляешь, какую я для тебя сделаю цену.

Он захотел выйти. Но Ронни удержал его:

– Эй. Ты в самом расцвете сил. Твои фотографии печатают в больших журналах. Тебе надо наслаждаться успехом. И показывать это.

Он по-доброму смотрел на Морица. Ронни с его светлыми глазами и мощными волосатыми руками излучал уверенность человека, который знает, кто он такой. И почему он делает именно то, что должен делать. Эту уверенность Мориц уже растерял. И вдруг снова дало о себе знать то ноющее чувство, которое никогда и не покидало его: он шарлатан, самозванец.

– А не бывает ли у тебя таких мыслей, – сказал Мориц, – что просто хочется… маленький домик среди зелени, вдали от всего этого?

– Мы делаем это не для себя. Но для нашей страны.

– Неужели это все еще моя страна?

– Что бы ни случилось, Мориц, у тебя есть паспорт. Надежный дом. И мы заботимся о том, чтобы все так и оставалось.

– Иногда я спрашиваю себя, – сказал Мориц, – не лучше ли мне завести семью.

– Давай, пока это возможно. Это на пользу, в том числе для твоей легенды.

– Я не хотел бы никого в это втягивать. Уж точно не будущих детей.

– Мориц, что с тобой случилось этой ночью?

– Ничего. Может быть, нужно просто сначала выспаться.

– Да это кризис среднего возраста, друг мой. Я его уже преодолел.

– И как у тебя получилось?

– «Мазерати» творит чудеса.

Мориц улыбнулся. Взгляд Ронни вдруг посуровел.

– А если серьезно. Мы не можем позволить себе кризис среднего возраста. Мы живем не для себя. Без нашей работы люди гибнут…

Мориц не мог отвести глаза от руля. Он видел сидящего за таким же рулем Виктора. Как он смеялся. Пел. И вдруг со злостью ударил по радиоприемнику.

В то время он не понимал, что с Виктором. Теперь понял.

Он быстро выбрался из машины. Ронни последовал за ним.

– Я позвоню тебе.

– Так что с машиной?

– Еще подумаю.

* * *

Амаль позвонила, чтобы узнать, как он себя чувствует.

– Все в порядке, – сказал Мориц, глядя на ее фотографию на стене.

– Мне очень жаль.

– Вы в этом не виноваты.

И она пригласила его погулять. Просто так. Без политики. Полюбоваться на распустившиеся цветы.

Они встретились на конечной станции новой ветки метро, которая вела от университета к олимпийским объектам. Повсюду еще были строительные заборы и бульдозеры; через несколько месяцев здесь пройдут Олимпийские игры. Впервые в послевоенной Германии. Постройки выглядели ультрасовременными. Вокруг – небесная синева и зелень травы. По озеру плавали педальные лодки из разноцветного пластика. Желтые точки одуванчиков на газоне. Над стадионом парила серебристая крыша, как паутина в утренней росе. Родители толкали детские коляски. Звонил фургон с мороженым. Все ждали в гости целый мир.

Весь день не происходило ничего. Это было как неожиданный дар небес. Никакого фотоаппарата. Мориц не сделал ни одной фотографии. Ни за чем не следил, ни в чем себя не ограничивал. И ничего не нужно было исправлять. Они кормили лебедей и плавали на водном велосипеде. Ни подозрений, ни задних мыслей. В какой-то момент Мориц осознал, что, погрузившись в счастье этого дня, он не наблюдает со стороны, а является частью этого дня. И находится в самом центре. И все из-за нее. Амаль придала ему равновесия, словно поставила на якорь. Он заметил это в тот момент, когда к нему вернулось чувство причастности, которого он вовсе не искал. Только сейчас он ощутил, как сильно отдалился от того, что называется нормальным миром. Он испугался, как пловец, которого течением отнесло в море, и он, обернувшись, уже не видит берега. Но он больше не был один. Он встретил другую душу. Ее тоже вынесло в открытое море, но она обладала уверенностью, вызывавшей у него зависть. Амаль держала в руке невидимую веревку, которая соединяла ее с сушей. Ее родина разрушена, но ее личность осталась нетронутой.

– Почему вы никогда не рассказываете о своей жизни? – спросила она. – Вы много спрашиваете, но я почти ничего о вас не знаю.

– Спрашивайте.

– Есть у вас дети?

– Нет.

Другим объектам наблюдения он говорил, что его дочь учится за границей. По какой-то причине ему не хотелось включать в этот мир Жоэль. Словно он защищал таким образом самую ценную часть своей жизни. Амаль, должно быть, почувствовала по его нерешительному тону, что это деликатная тема.

– Жалко.

– Нельзя иметь все.

– А ваша жена? Она что, не хотела детей?

– Это долгая история.

– Дайте себе второй шанс.

– С ней? Нет. Это в прошлом.

– С другой женщиной.

Эти слова неприятно резанули его. Хотя он понимал, что в них нет никакого подтекста.

– Поторопитесь, – сказала Амаль. – Может быть, еще не поздно.

Ее открытая улыбка заставила его смутиться.

– А вы? – спросил он.

– Что?

– Второй шанс?

– Нет.

Больше она ничего не сказала. Ее лицо тут же ожесточилось, будто туча надвинулась на солнце. Впервые в этот день Мориц почувствовал себя одиноким.

* * *

На тротуаре перед общежитием Халиль чинил свой мопед.

– Оставайтесь на ужин! – предложил он Морицу. – Я готовлю баба гануш. Вы знаете,