Они уже много лет спорили об этом, хотя с годами их споры становились все менее ожесточенными. Сейчас они уже просто разговаривали, а не пытались, как раньше, навязать друг другу свое представление о божественном.

– Я принес тебе подарок, – сказал Шамас и тут же улыбнулся, увидев по лицу своего учителя, что тот удивился.

– Спасибо, однако самый лучший подарок для меня – то, что ты когда-то был моим учеником, а теперь я считаю тебя равным себе, потому что ты буквально каждый день заставляешь меня совершенствоваться, чтобы иметь возможность отвечать на твои вопросы.

Они оба засмеялись. Они уже давно относились друг к другу с искренним уважением, и каждый из них принимал другого таким, каким тот был, хотя при этом их отношения вовсе не были идеальными.

Шамас завел Илию в небольшое помещение, где любил работать, и протянул ему несколько глиняных табличек, завернутых в материю.

Илия бережно извлек из ткани одну из табличек и удивился тому, какими аккуратными были значки, нанесенные на глину его некогда самым непослушным учеником.

– Это история сотворения мира, я записал ее со слов Авраама. Мне хотелось, чтобы у тебя были такие таблички.

Илия взял из рук Шамаса сверток с табличками, и взгляд его затуманился от волнения.

– Ты мне так много рассказывал о легендах, поведанных тебе Авраамом…

– Теперь у тебя есть таблички с записанными на них легендами, услышанными мною от Авраама. Я сохранил то, что когда-то записал под его диктовку в Харране, однако моя рука тогда еще не была достаточно твердой, и ты к тому времени еще не сделал из меня настоящего писца, каким я стал позднее. А вот этими табличками ты, надеюсь, останешься доволен.

– Спасибо, Шамас, спасибо. Я буду хранить их до последнего дня своей жизни.

В тот вечер Лия особенно внимательно слушала рассказы своего мужа о том, что произошло за день, радуясь, что он стал важной персоной в иерархии служителей храма.

Много позднее, когда жена уснула, Шамас достал свои старые таблички, привезенные им из Харрана, и долго их разглядывал. Он вспоминал детство и юность, вспомнил, как он пас скот вместе со своим отцом и людьми из их рода. Он не испытывал тоски по прошлому, потому что его вполне устраивало настоящее, однако ему недоставало Авраама, с которым можно было бы поговорить о Боге. Даже для ближайших родственников Шамаса Господь был всего лишь одним из многих богов, а не единым и всемогущим. Просто этот Бог в их представлении был сильнее, чем все остальные. Шамас снова завернул старые таблички в материю и положил их на полку в маленьком помещении рядом с другими аккуратно разложенными табличками. Он невольно задумался над тем, что может случиться с этими табличками, когда он умрет. Его детей, как он уже хорошо понимал, не интересовал Бог, которого нельзя было увидеть.

– Шамас, проснись! Проснись!

В голосе Лии чувствовался страх. Шамас открыл глаза и приподнялся на ложе. Через окно в комнату пробивались первые лучи солнца.

– Что случилось?

– Тебя зовет Илия. Тебе нужно сейчас же идти в храм.

– Так рано? Он сказал, зачем?

– Нет. Юноша, которого прислали за тобой, всего лишь сообщил, что тебя ждет Илия.

Шамас тут же стал собираться, чтобы отправиться в храм. Его сильно обеспокоило то, что его учитель внезапно захотел его видеть.

Когда Шамас вошел в прямоугольный зал, где Илия ждал его в окружении других писцов, он понял, что произошло нечто ужасное.

– Шамас, повелитель Дворца хочет присвоить себе наши земли. Он не может смириться с тем, что наш храм процветает.

– А что конкретно ему от нас нужно?

– Он хочет забрать все, что у нас есть: пшеницу, фрукты, воду. Он хочет отнять у нас наши стада и все наше имущество. Он говорит, что в его землях не уродили фрукты и что ручьи там пересохли. Он хочет увеличить подати, которые получает от нас, потому что, по его мнению, мы отдаем ему слишком мало, учитывая то, что у нас есть.

– У нас в амбарах достаточно зерна для того, чтобы он не беспокоился из-за неурожая.

– Он и слышать ничего не хочет, а только требует, чтобы мы отдавали ему намного больше. По его мнению, у нас уж слишком много всякого добра, и он хочет им завладеть. Он – внук моего предшественника, предыдущего великого наставника, и считает, что у него есть право управлять не только Дворцом, но и нашим храмом. Он заявил, что является правителем этой области, а потому должен знать обо всем, что мы делаем, и именно ему надлежит решать, какая часть нашего добра должна идти в царскую казну, а какая – оставаться храму.

Сделав небольшую паузу, Илия продолжил:

– Я не хотел говорить с тобой об этом вчера, потому что вчерашний день был для тебя очень важным. Однако повелитель Дворца прислал мне свои требования несколько дней назад, и сегодня, еще до наступления рассвета, один из его воинов пришел за моим ответом. Я думал, что мы сможем продолжить переговоры, что повелителя удастся переубедить, однако я ошибся.

– А если мы не выполним его требований?

– Тогда нас убьют, наши земли засыплют солью, а наши ям бары разграбят… – страдальческим тоном сказал Илия. – И что же нам делать?

Писцы опечаленно молчали, со страхом думая о том, чем может закончиться противостояние с энси.[12]Некоторые смотрели на Шамаса, надеясь, что, благодаря своему изобретательному уму он придумает какой-нибудь выход из создавшегося положения.

– Мы мирные люди и не умеем сражаться, – сказал Илия.

– Мы могли бы попросить о помощи царя Ура, – предложил Шамас. – Он могущественный правитель, и наш энси не пойдет против него.

Они решили послать гонца в Ур, чтобы попросить царя о покровительстве. Илия поручил молодому писцу доставить прошение, и тот тут же отправился в путь. Все думали об одном: сжалится ли над ними царь?

Цари – люди капризные, и логика их мышления не всегда понятна простым смертным. Поэтому царь Ура, чего доброго, мог запросить за свое покровительство еще большую цену, чем требовал от храма местный энси.

Солнце уже высоко поднялось над желтоватыми землями, раскинувшимися вокруг Сафрана, когда вдруг раздался вопль, который заглушил бы даже крики базарных торговцев.

Илия и Шамас переглянулись: они понимали, что подобный вопль может быть предзнаменованием лишь смерти и разрушений.

Все писцы бросились к дверям храма, в которые снаружи уже ломились вооруженные воины.

Вскоре на всю округу стали слышны стенания женщин, перекрывавшие треск языков пламени, а также крики воинов и пытающихся дать им отпор служителей храма.

Шамас понимал, что они уже ничего не смогут сделать, и оставалось лишь временно покориться превосходящим силам противника – так наклоняется под порывом ветра и затем снова выпрямляется растущий на берегу Евфрата тростник. Однако инстинкт оказался сильнее разума, и он бросился в схваткувоинами, хотя Илия и пытался его удержать.