– А вы верите, что Авраам знал о том, как был создан мир, и рассказал об этом кому-то еще?

– В Библии об этом ничего не говорится, хотя в ней достаточно подробно описана жизнь праотца Авраама. Таким образом… В общем, я пессимист и не верю, что существует какая-то там «Глиняная Библия». Однако если эти таблички все-таки будут найдены, именно Церковь должна определить, подлинные они или нет.

– Так вас сюда направил Ватикан? – спросила Миранда. – Вовсе нет! – возразил Джиан Мария. – Ватикан не имеет никакого отношения к моему пребыванию здесь.

– Тогда что вы здесь делаете? – не унималась Миранда.

– Ну, все произошло совершенно случайно…

– А вы все же расскажите, – настаивала журналистка, не обращая внимания на охватившее священника смущение.

– Ты не могла бы оставить его в покое? – попытался урезонить Миранду Лайон Дойль, впервые вмешиваясь в разговор.

– А вот и добрый странствующий рыцарь! Ты всегда приходишь на помощь тем, кто в этом нуждается, – то попавшей в перестрелку женщине, то оказавшемуся в затруднительном положении священнику.

– Миранда, ты невыносима! – мрачно констатировал Лайон.

– Мне не составит труда вам ответить, – сказал Джиан Мария еле слышно. – Видите ли, я находился в Багдаде и работал на одну неправительственную организацию. Волею случая я познакомился с профессором Пико и затем приехал сюда, чтобы посмотреть, как проводятся раскопки. Он узнал, что я специалист по мертвым языкам, и убедил меня остаться.

– А вы, хотя и являетесь священником, можете позволить себе заниматься тем, чем вздумается? – спросила Миранда.

– У меня есть разрешение на поездку в эту страну, – ответил Джиан Мария, снова краснея.

Весь остаток дня Миранда и Даниель снимали на видеокамеру работу археологов. Они снова общались с Пико и Кларой, а также с Мартой Гомес и Фабианом Туделой, которым вместе с другими археологами неоднократно приходилось рассказывать одно и то же разным журналистам, приехавшим в Сафран.

– Эти журналисты меня утомляют, особенно Миранда, хотя она мне довольно симпатична как человек.

– Да ладно. Марта, они всего лишь делают свою работу как мы – свою.

– Ты всегда отличался терпимостью, однако на них мы все-таки потратили целый день.

Фабиан прикурил сигарету и стал рассеянно рассматривать клубы табачного дыма. Марта была права. Однако его сейчас волновало совсем другое: если то, что рассказали журналисты, соответствовало действительности, то война и в самом деле должна была начаться либо в марте, либо – самое позднее – в апреле.

Он наклонился и начал вместе с Мартой разгребать песок с одной стороны раскапываемой террасы, которая, возможно, некогда была квадратным внутренним двориком, выложенным кирпичами и керамической плиткой.

Когда они наконец решили вернуться в лагерь, было уже совсем темно. Рабочие, утомленные многочасовым трудом, недовольно перешептывались. Однако больше всего их обеспокоили новости, которые они узнали от журналистов: война неизбежна и начнется уже скоро.

Клара организовала ужин возле костров, на которых поджарили полдесятка баранов, используя для этого разные ароматные травы.

Один из голландских журналистов с воодушевлением снимал эту сцену на видеокамеру, в то время как его коллега из радиокомпании чертыхался по поводу проблем со спутниковой связью, так как не смог отправить материалы, собранные за день.

Ив Пико с необычайным терпением выслушивал всех, кто к нему обращался, и старался помочь решить возникающие у журналистов проблемы при непосредственном участии услужливого Хайдара Аннасира, который оказался настоящей палочкой-выручалочкой.

– Вы, похоже, очень довольны сегодняшним днем.

Услышав голос Клары, Пико обернулся.

– У меня нет оснований быть недовольным.

– Но сегодня вы просто светитесь от счастья.

– Мы ведь очень долго были оторваны от цивилизованного мира, а эти люди привезли нам свежие новости, и я вспомнил, что кроме раскопок есть и другие занятия.

– Вы, наверное, тоскуете о чем-то.

– Не делайте поспешных выводов! Нельзя сказать, что я сильно тоскую, хотя, конечно, мы уже почти пять месяцев роемся в земле, дышим пылью и всецело заняты только работой. Я уже почти забыл, что существует и другая жизнь.

– Хотите отсюда уехать?

– Я должен позаботиться о безопасности своей бригады. Завтра я позвоню вашему супругу. Хочу, чтобы Ахмед рассказал мне, каков план эвакуации. Мы с ним договорились, что он все подготовит, чтобы вывезти нас отсюда, как только начнут падать бомбы.

– А если мы к тому моменту еще не найдем «Глиняную Библию»?

– Мы уедем отсюда в любом случае. Даже и не надейтесь, что мы будем продолжать раскопки после того, как американцы начнут бомбардировки Ирака. Или вы думаете, что они сделают исключение и не станут бомбить Сафран только потому, что группа сумасшедших проводит здесь раскопки? Я отвечаю за безопасность людей своей бригады. Они приехали сюда по моей личной просьбе, многие из них – мои близкие друзья, и никто и ничто в мире не заставит меня подвергнуть их жизни опасности. Ничто не стоит жизни людей – даже «Глиняная Библия».

– Когда вы отсюда уедете?

– Не знаю. Пока не знаю. Однако я хочу быть готовым к отъезду. Думаю, пришло время подвести итоги. Я хочу поговорить со своими коллегами, чтобы совместно принять решение. Я не собираюсь ничего скрывать от них, а вы ведь и сами слышали, что говорили журналисты.

– Теперешняя ситуация ничем не хуже той, какая была пять месяцев назад. С тех пор абсолютно ничего не изменилось.

– Журналисты другого мнения.

– Они всегда все преувеличивают. Это специфика их работы.

– Вы ошибаетесь. Может, некоторые из них и преувеличивают, но не все. А среди приехавших сюда журналистов трое – голландцы, двое – греки, кроме того, здесь четверо англичан, пятеро французов, двое испанцев…

– Не продолжайте, я и сама это знаю.

– Вряд ли все они склонны к преувеличениям и вряд ли они сами придумали, что Буш вот-вот нападет на Ирак.

– Я буду продолжать раскопки.

Пико впился взглядом в лицо Клары. Он, безусловно, не мог заставить ее уехать, и его очень разозлило то, что раскопки, возможно, будут продолжаться без него.

– Ну что ж! Тогда будете работать под градом бомб.

– А может, ваши друзья и не выиграют войну.

– Что еще за друзья?

– Те, которые собираются нас бомбить.

– У вас что, приступ национализма? Не пытайтесь сформировать у нас комплекс вины. По крайней мере, не пытайтесь сформировать его у меня, потому что вы лишь впустую потратите время. Послушайте, что я вам скажу и больше повторять не буду: Саддам в моем представлении – кровавый диктатор, которого следует посадить в тюрьму. Я ради него и пальцем не пошевелю, и мне совершенно безразлична его дальнейшая судьба. Я сожалею лишь о том, что из-за него пострадают многие ни в чем не повинные иракцы.