Ив наклонился и занялся делом, не обращая больше внимания на Клару. Та, ни слова не говоря, направилась к группе рабочих, расчищавших в этот момент соседний участок.

Лишь только когда солнце зашло за горизонт, Пико объявил об окончании этого долгого рабочего дня. Люди чувствовали себя уставшими и голодными и сразу же разбрелись по домам и палаткам, чтобы поесть и отдохнуть.

Фатима ждала Клару у входа в ее дом и, похоже, была в хорошем настроении.

– Твой дедушка уже проснулся. Он проголодался и ждет тебя на ужин.

– Мне нужно сначала принять душ, а затем я приду к нему.

– Он мне сказал, что хотел бы поужинать с тобой вдвоем. А завтра он пообщается с археологами.

– Я не против.

Они уже заканчивали ужинать, когда в комнату вошла Фатима и сообщила, что Ив Пико пришел поприветствовать господина Танненберга.

Клара хотела что-то ответить, но дедушка ее опередил, показав Фатиме жестом, чтобы она пригласила Пико войти.

Двое мужчин испытующе посмотрели друг на друга – глаз в глаза. На это у них ушло ровно столько времени, сколько длилось их рукопожатие.

Иву Пико не понравился Танненберг: в его холодных глазах голубовато-стального цвета чувствовалась жестокость. Танненберг же, окинув взглядом Пико, подумал, что этот француз, пожалуй, обладает большой внутренней силой.

Альфред Танненберг построил разговор, как ему было нужно, и хотя большую часть времени говорил все-таки Пико, он в основном отвечал на хитроумные вопросы старика, интересовавшегося даже самыми незначительными подробностями проводимых раскопок. Пико давал обстоятельные ответы на вопросы дедушки Клары, терпеливо дожидаясь того момента, когда и он сможет кое о чем спросить.

– Я очень хотел с вами познакомиться. Мне так и не удалось узнать у Клары, когда и при каких обстоятельствах вы нашли в Харране те таблички, из-за которых мы все сейчас находимся здесь.

– Это было много лет назад.

– А в каком году проводилась та археологическая экспедиция? И кто ее возглавлял?

– Друг мой, это было так давно, что я уже не помню, в каком именно году. Это произошло перед Второй мировой войной, когда на Восток устремились романтики, больше любившие приключения, чем археологию, и многие из них проводили раскопки абсолютно бессистемно – так, по наитию. Это была экспедиция не профессиональных археологов, а людей, немного увлекавшихся археологией. Мы проводили раскопки в районе Харрана и натолкнулись на таблички, на которых некто Шамас – то ли священник, то ли писец – упоминает об Авраме и об истории сотворения мира. С тех самых пор я неизменно верил в то, что когда-нибудь мы найдем и те таблички, о которых писал Шамас. Я назвал эти таблички «Глиняной Библией».

– И именно так называла эти таблички на археологическом конгрессе в Риме Клара. Они сильно взбудоражили всех, кто имеет хоть какое-то отношение к археологии.

– Если бы в Ираке некоторое время сохранялся мир, я бы организовал еще не одну археологическую экспедицию и постарался бы при этом получить поддержку Саддама Хусейна и исключительные права на проведение раскопок. Вы приехали сюда в очень сложный период, понимая, что сильно рискуете. Вы. должно быть, храбрый человек.

– По правде говоря, у меня на тот момент, когда надо было принимать решение, не было более интересных занятий, – сказал Ив, явно пытаясь казаться циничным.

– Да, я знаю, вы – богатый человек, и вам не нужно каждый месяц с нетерпением ждать зарплаты. Ваша мать происходит из старинного рода банкиров, так ведь?

– Моя мать родом из Британии. Она была у своих родителей единственным ребенком, и мой дедушка по материнской линии действительно управляет банком на острове Мэн. Как вам, конечно же, известно, это своего рода финансовый рай.

– Да, я это знаю. Но вы вообще-то француз.

– Мой отец – француз, а если быть более точным, – эльзасец, и я вырос, постоянно переезжая с острова Мэн в Эльзас и обратно. Моя мать унаследовала банк, но руководит им мой отец.

– А вас мир финансов совершенно не интересует? – сказал Танненберг скорее утвердительным, чем вопросительным тоном.

– Именно так. Единственное, что меня интересует в этом плане, – так это как лучше всего потратить деньги для своего удовольствия. Чем я, впрочем, и занимаюсь.

– В один прекрасный день вы получите в наследство банк. Что вы станете с ним делать?

– У моих родителей превосходное здоровье, а потому я очень надеюсь, что до этого дня еще далеко. Кроме того, у меня есть сестра, которая намного умней меня, и она горит желанием взять на себя руководство нашим семейным бизнесом.

– А вы не хотите оставить что-нибудь значимое своим детям?

– У меня нет детей и нет желания их заводить.

– Людям необходимо, чтобы после них в этом мире кто-то остался.

– Кому-то это, может, и необходимо, но не мне.

Клара молча слушала разговор Ива с дедушкой, отмечая п себя, что этот археолог даже не пытается понравиться своем собеседнику. И вдруг их разговор чуть было не оборвала Самира: она вошла в комнату Танненберга, несмотря на попытки Фатимы ей помешать.

– Господин Танненберг, пора делать укол.

Альфред Танненберг гневно взглянул на медсестру. Ему захотелось, когда они останутся одни, влепить ей пощечину за то, что она без спросу вошла в его комнату и обратилась к нему таким тоном, как будто он – маленький ребенок.

– Выйдите отсюда, – холодно приказал Танненберг медсестре.

В этих словах явно ощущалась надвигающаяся буря. Фатима схватила Самиру за руку и вывела ее из комнаты, шепотом упрекая ее за проступок.

Танненберг еще полчаса разговаривал с Пико, не обращая внимания на то, что уставшая Клара с большим трудом сдерживала зевки. Затем он наконец попрощался с французом, пообещав ему, что в Сафран вскоре прибудет еще одна партия рабочих.

Прошло несколько минут после того, как Клара улеглась спать, и ночную тишину разорвал пронзительный женский крик. Затем послышался громкий плач, который постепенно затих. Снова воцарилась тишина.

Клара, испытывая неприятное чувство, перевернулась в постели на другой бок. Она поняла, что это ее дедушка поквитался с Самирой за то, что та осмелилась без разрешения вторгнуться в его комнату и напомнить ему, словно несмышленому ребенку, что пришло время делать укол. Медсестре не мешало бы знать, что Альфред Танненберг хорошо платит тем, кто на него работает, но при этом никогда никому не прощает ошибок. Вот и сейчас он, похоже, дал этой женщине пощечину. Он уже не первый раз наказывал подобным образом тех, кто вызывал его недовольство.

Айед Сахади приказал своим людям следить за Лайоном Дойлем и Анте Пласкичем: он не доверял ни тому, ни другому, так как был уверен, что они совсем не те, за кого себя выдают.

Лайон Дойль, со своей стороны, тоже настороженно относился к Айеду Сахади, чувствуя, что тот – не только бригадир рабочих. Что касается Анте Пласкича, то Лайон был абсолютно уверен, что Анте – такой же наемный убийца, как и он сам. Возможно, Пласкич был еще одним агентом, присланным Томом Мартином или же его друзьями. Так или иначе, у Лайона не было никаких сомнений, что хорват – вовсе не безобидный компьютерщик, каким он пытался казаться.