Его глаза глубоко запали, и двигался он довольно неуклюже, хотя и пытался ступать твердо.

Обнимаясь с ним, Клара почувствовала, что в его руках стало меньше силы, и впервые в жизни она осознала, что дедушка – обычный смертный, а не бог, каким она его до сих пор считала.

Фатима проводила Альфреда Танненберга в его комнату, где она постаралась создать такую обстановку, которая понравилась бы старику, хотя здесь, конечно, было тесновато. Подошедший вскоре врач сказал Фатиме, что ему необходимо осмотреть господина Танненберга, чтобы определить, насколько сильно отразились на состоянии его здоровья перелеты из Каира в Багдад и из Багдада в Сафран. Увидев рядом с врачом медсестру, Фатима что-то сердито буркнула себе под нос.

Когда врач вышел из комнаты Танненберга, он увидел в дверях дома нетерпеливо ожидавшую его Клару.

– К нему можно зайти?

– Лучше дайте ему немного отдохнуть.

Фатима тут же спросила, не принести ли Альфреду чего-нибудь поесть. Врач в ответ пожал плечами:

– По моему мнению, ему нужно поспать, потому что он очень устал. Если хотите, спросите его самого, как только выйдет Самира. Она ему сейчас делает укол.

– Что-то я вас не припоминаю, доктор, – с некоторым недоверием в голосе сказала Клара молодому, высокому и стройному врачу, который только что обследовал дедушку.

Помогала ему симпатичная медсестра, она все еще находилась в комнате старика.

– Вы меня не помните, однако мы с вами встречались в Каире, в американской больнице, в которой оперировали вашего дедушку. Я – помощник доктора Азиза, меня зовут Салам Наджеб.

– Вы правы, я вас вспомнила. Извините…

– Ничего страшного, мы ведь в больнице встречались с вами лишь иногда в течение двух месяцев.

– Мой дедушка… Он очень плохо выглядит.

– Да. Ему изначально дана недюжинная жизненная сила, однако раковая опухоль разрастается, а он не хочет делать операцию, да и возраст…

– А если ему сделать операцию, это как-то поможет? – спросила Клара, со страхом ожидая ответа.

Врач несколько секунд молчал, как будто подыскивая подходящие слова.

– Я этого не знаю. Не известно, чем может закончиться операция. В том состоянии, в каком он находится…

Сколько ему еще осталось жить?

Клара произнесла эти слова еле слышно. Она изо всех сил пыталась сдержать слезы, а еще ей очень не хотелось, чтобы этот разговор услышал дедушка.

– Это только Аллаху известно. Однако по мнению доктора Азиза – да и я тоже так считаю – не более трех-четырех месяцев. Я бы даже сказал, что меньше.

Медсестра вышла из комнаты Танненберга и, робко улыбнувшись Кларе, стала ждать распоряжений врача.

– Вы сделали ему укол? – спросил Салам Наджеб.

– Да, доктор. Ему стало лучше. Он сказал, что хочет поговорить с госпожой…

Клара отстранила медсестру и вошла в комнату дедушки в сопровождении Фатимы.

Альфред Танненберг лежал на кровати. Судя по очертаниям его тела под простыней, он действительно сильно исхудал.

– Дедушка… – прошептала Клара.

– А-а, моя девочка! Садись. Фатима, оставь нас, я хочу поговорить со своей внучкой. А еще мне хотелось бы, чтобы ты приготовила нам вкусный ужин.

Фатима вышла из комнаты, улыбаясь: у Танненберга появился аппетит, а у нее как раз наготове самые лучшие блюда.

– Я умираю, – сказал Танненберг, взяв свою внучку за руку. Лицо Клары исказилось от отчаяния, и она едва не разрыдалась.

– Не вздумай плакать. Я всегда терпеть не мог плакс, и ты об этом знаешь. Ты – сильная, такая же сильная, как и я, а потому придержи свои слезы, и давай поговорим.

– Нет, ты не умрешь, – еле выдавила из себя Клара.

– Умру, и единственное, чего я могу еще желать, – так это чтобы тебя не убили. Тебе угрожает опасность.

– А кто может хотеть меня убить? – удивленно спросила Клара.

– Мне еще не удалось установить, кто стоит за итальянцами, которые следили за тобой в Багдаде. Я уже не очень доверяю Джорджу и Фрэнки, да и Энрике тоже.

– Дедушка, но ведь они твои друзья! Ты всегда говорил, что они и ты – единое целое, а если с тобой что-нибудь случится, они меня защитят…

– Да, именно так оно и было когда-то. Я не знаю, сколько времени мне еще осталось жить. Доктор Азиз говорит, что не больше трех месяцев, а потому давай не будем зря тратить время и не станем откладывать этот серьезный разговор на потом. Я хочу, чтобы ты заполучила «Глиняную Библию», потому что она послужит тебе пропуском в новую жизнь – далеко-далеко отсюда. Эта находка станет для тебя своего рода визитной карточкой. Нам необходимо найти «Глиняную Библию», потому что нет на свете таких денег, чтобы можно было купить искреннее уважение людей.

– Что ты хочешь этим сказать?

– То, что ты и сама знаешь. Ты всегда это знала, хотя мы об этом никогда не говорили. Я не могу оставить тебе в наследство свой бизнес, потому что это не то дело, которым я посоветовал бы тебе заниматься. Мой бизнес умрет вместе со мной, однако у тебя будет вполне достаточно денег для того, чтобы без каких-либо хлопот прожить всю оставшуюся жизнь. Тебе следует серьезно заняться археологией, ты станешь знаменитой. Именно об этом мы оба мечтали, и я думаю, именно таким образом ты обретешь собственный путь в жизни. В этом регионе меня уважают, – продолжал Танненберг. – Я покупаю и затем перепродаю всякую всячину. Я снабжаю оружием террористические группы, удовлетворяю самые невероятные капризы различных правителей и их наследников, забочусь о том, чтобы те или иные их враги переставали им докучать, а они за это делают мне кое-какие поблажки. Например, закрывают глаза на то, что я вывожу историческое и культурное наследие их стран. Я не стану вдаваться в подробности относительно того, в чем заключается мой бизнес, я выбрал его сознательно и вполне доволен, что занимался этим делом. Ну что, ты во мне разочаровалась?

– Нет, дедушка, я никогда бы не смогла в тебе разочароваться. Я тебя очень люблю. Я кое-что знала и отдавала себе отчет в том, что твой бизнес… очень непростой. Я тебя не осуждаю и никогда ничего не буду ставить тебе в вину. Я уверена, что ты всегда делал то, что считал необходимым.

Беззаветная преданность Клары смогла растрогать даже такого черствого человека, каким был Альфред Танненберг. Впрочем, он и раньше осознавал, что в критические моменты жизни только на нее он и мог положиться. Танненберг умел читать мысли внучки по ее глазам, и ему сейчас было абсолютно ясно что ее слова – искренние, и она говорит именно то, что думает.

– В моем мире уважение в значительной степени основано на страхе. Меня уважали именно потому, что боялись. Однако я уже умираю, и это ни для кого не тайна. Я уверен, что доктор Азиз, каким бы хорошим человеком он ни был, вряд ли сохранил в секрете информацию о состоянии моего здоровья. Поэтому стервятники уже кружат над моей головой. Я чувствую что они уже рядом. Как только меня не станет, они набросятся на тебя. Я надеялся, что Ахмед станет моим преемником в бизнесе и что он сумеет тебя защитить, однако то обстоятельство, что вы собираетесь развестись, заставило меня, изменить планы.