Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Хорошо, хорошо, обещаю, — с готовностью согласился док Блейн, потворствуя старику, и старый Джим Гарфилд откинулся назад со свистящим вздохом облегчения.
Он не умер ни той ночью, ни следующей, ни спустя еще одну. Я хорошо запомнил следующий день, потому что в этот день у меня вышла стычка с Джеком Кирби.
Люди скорее готовы поддерживать хорошие отношения с задирами, нежели заниматься кровопролитием. И оттого, что никто не взял на себя труд пристрелить его, Кирби возомнил, что вся округа его боится.
Он приобрел бычка у моего отца; когда отец пришел к нему за платой, имел наглость заявить, что отдал деньги мне — это была чистейшая ложь! Я отправился разыскивать Кирби и обнаружил его в компании собутыльников, хвастающего своим ухарством и расписывающего толпе, как он вздует меня и заставит сказать, что я получил от него деньги и самолично опустил в свой карман. От услышанного кровь ударила мне в голову, и я бросился на него, размахивая своей скотоводческой винтовкой. Я бил его по физиономии и бокам, по шее, по животу и груди; и жизнь его спасло только то, что окружающие оттащили меня.
Потом были предварительные слушания, меня обвинили в неправомерном нападении и нанесении телесных повреждений, но вынесение решения суда было отложено на неопределенный срок. На Кирби, как и положено заправскому драчуну, все заживало как на собаке, и скоро до меня уже дошли слухи, что он собирается мстить. Еще бы, — ублюдок был патологически тщеславен, а я так повредил его репутации «крутого парня»…
И пока поправлялся Джек Кирби, старик Гарфилд поправлялся тоже, к вящему изумлению окружающих и дока Блейна в особенности.
Я хорошо помню тот вечер, когда док Блейн снова взял меня с собой на ферму старого Джима Гарфилда. Я только устроился поудобней в забегаловке Ловкача Корлана, пытаясь заставить себя выпить те помои, которые он почему-то именовал пивом, когда вошел док и принялся уговаривать меня поехать с ним.
Мы ехали по продуваемой всеми ветрами разбитой дороге в машине дока, и я спросил:
— Почему вы так настаивали, чтобы я отправился с вами, и именно сегодня? Ведь эта поездка не связана с выполнением ваших профессиональных обязанностей, не так ли?
— Нет, — ответил он честно. — Джима оказалось не так-то просто укокошить. Он уже вполне оправился от повреждений, которых с лихвой хватило бы, чтобы убить быка. Сказать тебе по правде, дело в том, что Джек Кирби разгуливает по Лост Ноб, твердя, что пристрелит тебя, как только увидит.
— Боже правый, вот так здорово! — воскликнул я, порядком разозлившись. — Теперь каждый болван будет думать, что я смылся из города из страха перед ним. Поворачивайте и везите меня назад, черт побери!
— Будь благоразумен, — призвал док. — Все знают, что ты не боишься Кирби; ты низверг его с пьедестала, вот он и бесится. Но ты сейчас не в том положении, чтобы снова попадать в неприятности с ним, — судебный процесс только закончился…
Я рассмеялся и сказал:
— Что ж, если он так уж упорно меня ищет, то найдет у старого Гарфилда так же легко, как и в городе, ведь Ловкач Корлан слышал, как вы сказали, куда мы едем. А Ловкач меня терпеть не может с тех самых пор, как я обставил его на скачках прошлой осенью.
— Об этом я как-то не подумал, — озабоченно сказал док.
— Да черт с ним, забудьте, — посоветовал я. — У Кирби кишка тонка на что-нибудь кроме болтовни.
Но я ошибался: затронуть тщеславие хвастуна и задиры — все равно что ранить его в самое чувствительное место.
Когда мы добрались до фермы, кровать Джима пустовала, а сам он сидел в комнате, прилегающей к крыльцу и являющейся одновременно гостиной и спальней, посасывал трубку и пытался читать газету в тусклом свете масляной лампы. Все окна и двери были распахнуты настежь для прохлады, и около лампы вилась и жужжала мошкара, но старика это не беспокоило.
Мы присели и первым делом обсудили погоду, — и это не было, как могло показаться на первый взгляд, пустопорожней болтовней, в стране, где жизнь и благополучие людей зависят от солнца, дождя да того, смилостивятся ли над ними ветры и засуха. Разговор плавно перетек в другое русло, а еще некоторое время спустя док Блейн напрямую заговорил о том, что давно его грызло:
— Джим, — осторожно начал он, — той ночью, когда я совсем было решил, что ты помираешь… ты тогда говорил много всякого о своем сердце, об индейце, который тебе его «одолжил». Я вот что хотел узнать: какая часть из сказанного тобой была бредом?
— Ничего, док, — сказал Гарфилд, глубоко затягиваясь. — Все — чистейшая правда. Человек-Призрак, липанский жрец Богов Ночи, заменил мое мертвое, разрубленное сердце на другое, принадлежащее одному из тех, кому он поклоняется. Я сам не очень-то представляю, что это за существо такое — нечто бессмертное из глубины веков, так он сказал, старый вождь, — но, будучи богом, оно могло некоторое время обойтись без сердца. А когда я умру — это может произойти, только если разнести мне башку в пух и прах, — сердце должно быть возвращено его владельцу.
— Ты хочешь сказать, что совершенно серьезно предлагал вырезать сердце у тебя из груди? — потрясенно спросил док Блейн.
— Это необходимо сделать, — ответил старый Гарфилд. — Так сказал Человек-Призрак. Живая сущность в мертвом теле — что может быть противоестественнее?
— Да что за дьявол этот Призрак?
— Я уже говорил тебе: колдун и знахарь племени липан, владевшего этой страной до прихода команчей, которые вытеснили его за Рио-Гранде. Я был с ним дружен. Думаю, он единственный из липан, оставшийся в живых.
— В живых? До сих пор?
— Я не знаю, — признался старик. — Не знаю, жив он или мертв. Не знаю, жив ли он был, когда явился ко мне после той заварушки на Саранчовой, или даже тогда, когда мы впервые встретились в южных краях. Я имею в виду, живой в том смысле, как мы понимаем жизнь.
— Что за галиматья?! — воскликнул док, совершенно сбитый с толку, а я почувствовал, как волосы зашевелились у меня на голове. Снаружи было безветренно и неестественно тихо, в черном небе подмигивали звезды, недвижимыми темными тенями замерли дубовые рощи. Лампа отбрасывала на стену гротескную тень старого Гарфилда. Глядя на нее, казалось, что обладатель тени начисто лишен человеческого