Коллеги, родственники, а вслед за ними отечественные и зарубежные журналисты — все склоняются к тому, что Бехтерев был отравлен.

Некоторые историки, например доктор наук Н. Васецкий, полагают, что метод физической расправы над политическими противниками окончательно вошел в практику сталинского режима после убийства Кирова, ведь еще в 1929 году Сталин был вынужден выпустить за границу Троцкого. Согласимся, что Троцкий был фигурой слишком крупной, и его смерть в стране вызвала бы столь резкий резонанс в мире, что вред мог оказаться весомее выгоды. Секретарь Сталина Бажанов рассуждает по этому поводу так: «Гораздо более в его (Сталина. — В.Б.) нравах было поступить с Троцким, как, например, с Фрунзе. В сталинском распоряжении сколько угодно способов отравить Троцкого (ну, не прямо это было бы подписано, а при помощи вирусов, культур микробов, радиоактивных веществ) и потом хоронить его с помпой на Красной площади и говорить речи». Но, заканчивает секретарь Сталина, видимо, Хозяин решил избавиться от своего врага за границей, что и было сделано руками Маркадера.

Зато фигура помельче, помощник Троцкого Склянский, по убеждению того же Бажанова, был утоплен по указанию Сталина, а вся эта акция осуществлена одним из секретарей Сталина, Каннером, совместно с Ягодой.

Основываясь на свидетельствах людей, близких Ягоде, Троцкий приводит любопытные подробности деятельности наркомвнудела, имевшего в молодости касательство к фармакологии. Кстати, совершенно не прав Бажанов, который в своих воспоминаниях заявляет категорично: «…Ягода был вовсе не фармацевтом, как гласили слухи, которые он о себе распускал, а подмастерьем в граверной мастерской старика Свердлова».

Материалы нижегородских архивов свидетельствуют, что в 1907 году после четырех классов городского училища Ягода поступил учеником к аптекарю Зулю. Ушел он из аптеки через несколько месяцев, действительно не закончив полного фармацевтического образования, но получив тем не менее определенные профессиональные навыки. А распускать самому о себе подобные слухи ему вряд ли было выгодно, и вот почему. Человек, работающий в ведомстве Ягоды, признался Троцкому, что под началом наркома действовала целая токсикологическая лаборатория, в которой в обстановке строжайшей секретности работали люди, финансировавшиеся без ограничений. У Ягоды был целый шкаф различных ядов.

В момент, когда болезнь Горького начала отступать, Сталин, по мысли Троцкого, «слегка помог разрушительной силе природы».

А поводов для того, чтобы оказать природе такого рода «помощь», в последние месяцы жизни Горького становилось все больше. Действия Алексея Максимовича приобретали странный и даже опасный, с точки зрения вождя, характер.

Через своих людей Сталин контролировал переписку Горького. Особое внимание уделялось письмам Роллану, которые перехватывал секретарь Сталина Стецкий. Из одного письма стало ясно, что писатель выражает явное недовольство порядками в стране и всячески стремится встретиться с иностранными литераторами[70]. Так, в марте 1936 года Горький настойчиво приглашал в Москву Луи Арагона…

Правда, с невозможностью собственного выезда из страны Горький как будто смирился. А поездку летом 1935 года на международный писательский конгресс удалось предотвратить, удачно совместив с датой конгресса приезд в Москву Роллана. Вероятно, совмещение двух этих событий во времени произошло не без участия жены Роллана Кудашевой, которой, по ее собственному признанию, «манипулировал» НКВД.

Что касается Арагона, то через много лет он обратился к событиям, связанным со смертью Горького, в романе «Умерщвление» (в первой его части). По мнению исследователей, образ Антуана явно автобиографичен. В Мишеле с очевидностью просматриваются черты Михаила Кольцова (ведавшего в Союзе писателей контактами советских литераторов с заграницей). В сюжете романа важную роль играет зловещий образ убийцы, являющийся обобщенным образом сталинского террора. Однако «Умерщвление» все же художественное произведение, и принимать его за документально точное изложение реальных событий нет оснований. Да и позиция повествователя по отношению к ним не лишена двойственности.

Прямому ответу на вопрос о стимулах, побуждавших Горького к встрече с Арагоном, способствовали бы письма Горького ему и Эльзе Триоле, но судьба этих писем неизвестна. Полагают, однако, что Горьким двигали желание напрямую обратиться к мировому общественному мнению и боязнь насильственного устранения из жизни.

В высшей мере странно выглядит история другой «не-встречи» — с Андре Жидом. Сначала его торопили с отъездом из Франции: Горький болен, печатаются бюллетени… И вдруг звонок Ильи Эренбурга, вовсе озадачивающий: Горький-де не умирает, ему лучше, но… именно поэтому встреча откладывается на неопределенный срок. Болен — нельзя. Выздоравливает — снова нельзя… А потом, как мы уже знаем, А. Жиду сказали еще, что в Москву следует прибыть не раньше восемнадцатого. Словно кому-то было заранее известно роковое значение этой даты. Жид прибыл днем раньше, семнадцатого. Его встречали Кольцов и Арагон. К Горькому повезли на другой день, но это же было восемнадцатое! Так не состоялась встреча, допустить которую Хозяин не мог никоим образом. Жид в своей независимости и откровенности был куда опаснее Арагона.

Выскажу предположение, которое может показаться даже абсурдным. Книга А. Барбюса «Сталин» вышла в 1935 году и тотчас была переиздана в «Роман-газете» тиражом 300 тысяч экземпляров (о чем сообщала и зарубежная пресса). И вот в том же 1935 году в Советском Союзе Барбюс умирает. Ну, кто бы мог предположить что-либо подозрительное?.. Кстати сказать, ко времени встречи в 1935 году в СССР Роллан с удовлетворением отмечал, что его соотечественник выглядит хорошо, бросил курить, настроен бодро.

Между тем, если вдуматься в изуверскую логику сталинских действий, можно прийти к кое-каким выводам. Во-первых, книга-панегирик написана, и главная цель Хозяином достигнута. Во-вторых, есть ли полная гарантия, что восхищавшийся Им автор не дрогнет, не проявит слабость перед лицом тех грандиозных судебных спектаклей-трагедий, которые вскоре должны были развернуться и о которых пока знал только один Главный Режиссер? Ясно, что полная гарантия тут невозможна, и даже малейший риск в таких делах должен быть исключен начисто. В-третьих, найдется ли тот, кто заподозрит, что человека, создавшего книгу-апофеоз, убирает его герой?

Но может быть, высшая «мудрость» Руководителя и состоит в том, чтобы совершать поступки, не укладывающиеся в рамки традиционно-наивных представлений, во власти которых коротают свои дни простые люди, «винтики»? Те, которые придерживаются тысячелетиями сложившихся норм. Но кто сказал, что никогда, ни в каких случаях нельзя отступать от этих норм? А если ради Великой Цели? Той самой, во имя которой рождается великая энергия?..

Думаю, после всего сказанного так называемая концепция «естественной смерти», которую не разделяет подавляющее большинство исследователей (см.: монографию Л. Спиридоновой «М. Горький: Диалог с историей», ИМЛИ, 1994), прекратила свое существование. Впрочем, на это она была обречена изначально.