о жалованье забыли и не выплатили его, смущенная Екатерина послала ему пятьдесят тысяч – чтобы покрыть срок в пятьдесят лет, как объяснила она.

Покупка библиотеки Дидро императрицей приковала к ней внимание всей литературной Европы. Потрясенный Дидро написал своей благодетельнице: «Великая владычица, я лежу ниц у ваших ног, я протягиваю к вам руки, я заговорил бы с вами, но у меня не хватает духу, а мысли мои затуманены <…> О Екатерина, будьте уверены, что ваше влияние столь же сильно в Париже, как и в Санкт-Петербурге». Вольтер присоединился к нему: «Дидро, Д’Алембер и я <…> мы втроем построим ваш престол <…> Разве могли мы пятьдесят лет назад представить, что однажды русские будут так благородно вознаграждать парижскую добродетель, науку и философию, к которой так постыдно относятся на родине». Гримм добавил: «За тридцать лет труда Дидро так и не получил награды. Это позволило императрице России сделать любезность и оплатить долги Франции перед ним». Ответ Екатерины был следующим: «Никогда не думала, что покупка библиотеки Дидро принесет мне столько похвалы в мой адрес».

Без сомнения, за ее щедростью стояли далеко идущие планы. И ее расчет оправдался: Европа поверила, что на Востоке были не только снега и волки. Дидро взял на себя задачу подыскивать для нее таланты в области искусства и архитектуры. Его дом превратился в агентство по найму, где он работал от ее имени. Писатели, художники, ученые, архитекторы и инженеры стекались туда, чтобы получить назначение в Санкт-Петербург.

В 1773 году Дидро, который ненавидел путешествия и никогда прежде не покидал Франции, набрался решимости нанести визит в Россию, считая, что должен сделать это ради Екатерины. Ему было шестьдесят, он страдал от желудочных колик, сквозняков и боялся русской еды. Перспектива проехать через всю Европу и оказаться в стране, славившейся своей жестокостью и морозами, внушала ему страх, однако он чувствовал необходимость поблагодарить свою благодетельницу лично. В мае 1773 года он отправился в путь. Добравшись до Гааги, Дидро задержался там на три месяца, чтобы отдохнуть со своим другом, князем Дмитрием Голицыным.

С приближением осени философ приступил ко второму этапу своего путешествия. Кашляя и ёжась в почтовой карете, он надеялся добраться до пункта назначения до наступления холодов. К сожалению, когда он прибыл в российскую столицу 8 октября, там шел снег, и он слег в постель. На следующий день после приезда его разбудил звон колоколов и грохот пушек по случаю свадьбы девятнадцатилетнего наследника престола великого князя Павла и принцессы Вильгельмины Гессен-Дармштадтской. Дидро, равнодушный к пышным церемониям, избегал празднеств; эта склонность подкреплялась тем, что ему было нечего надеть, кроме простой черной одежды, а парик он потерял во время путешествия.

Екатерина тепло приняла издателя знаменитой «Энциклопедии». Человек, который предстал перед ней, обладал «высоким лбом, который выделялся на наполовину лысой голове, высоким и грустным, как будто при воспоминаниях о неисправимых ошибках или осознания нерушимости суеверий или что высокое рождение не избавляет от простоты». Императрицу и ее гостя проводили в Российскую Академию наук, а затем последовала серия бесед в ее личной гостиной. «Мосье Дидро, – сказала она ему при первой встрече, – вы видите эту дверь, через которую вошли? Она будет открыта для вас каждый день между тремя и пятью часами дня». Дидро был очарован ее простотой и долгими, задушевными встречами, которые проводились в абсолютно неформальной обстановке. Екатерина сидела на софе, иногда с шитьем в руках, а ее гость располагался в удобном кресле напротив. Дидро, чувствуя себя совершенно раскованным, все время говорил, возражал ей, кричал, жестикулировал и называл императрицу «моей доброй госпожой». Императрица смеялась над его энтузиазмом и простотой манер. Дидро брал ее за руки, тряс их, похлопывал ее по ногам, пытаясь отстоять свою точку зрения. «Ваш Дидро необыкновенный человек, – писала Екатерина мадам Жофрен. – После бесед с ним мои бедра покрываются синяками и становятся почти черными. Мне пришлось поставить между нами стол, чтобы защитить себя и мои члены».

Они беседовали на самые разные темы. Представляя примерно, о чем будет вестись разговор, Дидро готовил заметки или записки, которые зачитывал императрице; после такого вступления они оба говорили совершенно свободно. Дидро излагал ей свои взгляды на терпимость, на законодательную процедуру, говорил о важности конкуренции в коммерции, о разводах (которые он одобрял в случая интеллектуальной несовместимости супругов) и об азартных играх. Он умолял ее принять в России постоянный закон о наследовании. Призывал императрицу ввести анатомию в школах для девочек, чтобы они стали лучшими женами и матерями, и помочь им противостоять уловкам соблазнителей.

Доброжелательность их бесед давала Дидро надежду, что он нашел правителя, желающего применять принципы Просвещения в управлении страной. Он считал, что Россию проще было реформировать, чем Францию, так как Россия казалась ему чистым листом, на котором история еще ничего не написала. Он высказал свое мнение по поводу образования великого князя Павла: прослужив помощником различных государственных деятелей в административных коллегиях, молодой человек должен был объехать всю Россию вместе с экономистами, геологами и юристами и познакомиться с различными аспектами жизни страны, которой он однажды будет править. Затем, когда его жена забеременеет и подарит стране наследника, он должен будет посетить Германию, Англию, Италию и Францию.

Если бы Дидро ограничивал себя советами лишь в определенных областях, они, возможно, были бы восприняты более благосклонно. Но, редактируя огромную энциклопедию, которая пыталась включить в себя обширные знания, Дидро считал себя авторитетом и, таким образом, полагал, что имеет право давать дельные советы во всех областях человеческой жизни, культуры и управления. Он считал своим долгом инструктировать императрицу по поводу того, как ей управлять империей. Он приводил примеры из Древней Греции и Рима и побуждал ее реформировать властные институты России, пока у нее была такая возможность. Дидро призывал ее организовать парламент по английскому типу. Он дал Екатерине анкету, состоявшую из восьмидесяти восьми пунктов, в которых были включены вопросы даже о качестве дегтя, доставляемого из каждой провинции, выращивании винограда, организации ветеринарных школ, количестве монахов и монашек в России, уровне жизни евреев, проживавших в империи, отношении между хозяевами и крепостными.

И если настойчивость Дидро забавляла Екатерину, его наводящие вопросы, возможно, ставили ее в неудобное положение. Слушая его, она, в конце концов, решила, что ее ученый, словоохотливый гость не имел никакого представления о российской реальности. «Мосье Дидро», – сказала она ему, наконец:

«Я выслушала с величайшим удовольствием все вдохновляющие идеи, которые породил ваш блестящий ум. Но все ваши великие принципы, которые я хорошо пониманию, прекрасны в книгах, но плохо применимы на практике. В ваших планах реформ