Безудержный поток мыслей буйным порывом уносил девушку в те далекие времена, которые знаменовали собой нелегкий для нее период преподавания в благородном пансионе мисс Вулер в Роу Хеде.

В ту пору, как раз в самый разгар рабочего семестра, недалеко от Лидса случилось весьма любопытное происшествие, надолго переполошившее округу. Служащий одного почтенного владельца фирмы женился на молодой девушке, гувернантке своего хозяина. А через год после венчания открылось, что у человека, которого гувернантка по праву считала своим законным супругом и от которого она к тому времени уже родила ребенка, была другая жена.

Его союз с этой весьма сомнительной особой заключался много лет назад, и все это время держался в строжайшей тайне, так как вскоре после свадьбы врачи признали злосчастную женщину умалишенной. По той же причине брак между нею и ее многострадальным супругом (которому, уж верно, пришлось претерпеть в период совместной жизни с «монстром в человеческом обличии» ужасы всех кругов Ада) не мог быть расторгнут законным путем. Однако же сам несчастный мужчина был убежден, что факт сумасшествия его жены дает ему право на новое супружество, которое, по существу, и должно быть признано законным.

И вот, после долгих терзаний и унижений, какие пришлось ему претерпеть от вульгарной, нечестивой «дьяволицы во плоти», он встречает юную девушку — простую, скромную, честную. Она — словно маленькая медоносная пчелка — исполнительная и кропотливая, самоотверженно и незаметно трудившаяся в этой земной юдоли на благо рода людского. Несчастный страдалец полюбил ее всей душой и вскоре добился, чтобы девушка его мечты ответила ему взаимностью. Затем инсценировал свадьбу. Вся церемония — церковная служба, обручальные кольца, свидетельства и сам брачный акт — все было ложью. Все — но не чувства. Эти двое любили друг друга искренне и глубоко — тем более устрашающе-опустошительным было отчаяние обоих, когда открылась жуткая правда.

Эта печальная история в свое время потрясла впечатлительную Шарлотту до глубины души. Она и по сей день продолжала волновать дочь пастора, мучительно терзая ее чуткое сердце своей угнетающей, безысходной сущностью.

Сколько бессмысленных толков — пересудов долготерпимых сплетников — вызвало это прискорбное происшествие в округе! История о страданиях бедной гувернантки переходила из области в область в разных вариантах, постепенно обрастая все новыми и новыми подробностями. Наконец сплетни докатились и до Роу Хеда. Как бы то ни было, положение несчастной молодой женщины — безвинной матери внебрачного ребенка — жены и, в то же время, не жены — возбуждало всеобщее сочувствие. Взволнованные разговоры об этом случае еще долго не стихали ни в Роу Хеде, ни в других околотках английских провинций.

Шарлотта даже запомнила имя бедной страдалицы-гувернантки. Ее звали Джейн Эйр.

…«ДЖЕЙН ЭЙР»… — размышляла Шарлотта, подпирая ладонями скулы.

— А почему бы и нет! — сказала она сама себе, — Увлекательная интрига; великая сила Любви… и тайное препятствие — да такое, рядом с которым сословные предрассудки — ничтожная бренная пыль… суета сует!

— История, наделавшая так много шуму в окрестностях Роу Хеда… — взволнованно бормотала Шарлотта, — Должно быть, теперь она благополучно забыта. Кого всерьез заботит судьба несчастной женщины? А между тем бесправное положение женщин — позорное клеймо современного общественного строя. Наши прекрасные дамы должны… обязаны отстаивать свои права, защищать свои действия, свои стремления, свои наклонности (она вспомнила Саути: «Женщины не созданы для литературы и не должны ей посвящать себя». — Посмотрим!) и свои чувства.

«Моя героиня сумеет защитить свои чувства, не уронив при этом своего достоинства, — размышляла Шарлотта, — Ей предстоит вступить в небывалое по своему идейному размаху единоборство — единоборство с самой собой: своими отчаянными горячими желаниями и высокими нравственными принципами. Для моей героини не будет никаких преград, кроме тех, что устанавливают Долг и Совесть. Общественные предрассудки? Для моей маленькой Джейн их не существует — такова моя непоколебимая авторская воля! Джейн Эйр и ее мнимый супруг из роухедской истории были равными по положению — гувернантка и служащий владельца фирмы? Прекрасно! Моя же Джейн Эйр отважится влюбиться в самого своего хозяина — богатого джентльмена, аристократа, загадочного и таинственного владельца имения с роскошным особняком! И при том вся эта блестящая показная мишура не будет иметь в ее глазах никакой цены! Ей вполне довольно жить в достатке (разумеется, не нищенствовать!) и зарабатывать свой насущный хлеб собственным трудом. Лишнего же ей не нужно: в один прекрасный день волею Судьбы (и с моего благословения, конечно) став богатой наследницей, она подарит солидную часть отказанных ей средств случайно обнаруженным близким родственникам. Эта неприхотливая разумная девушка не станет кичиться своим новообретенным богатством и соответствующим высоким положением в обществе, равно как дотоле не стыдилась своей бедности и службы гувернантки. Но главное… — глаза Шарлотты возбужденно сверкнули. — Главное, моя Джейн Эйр окажется честной перед собственной совестью. Раскрыв ужасную правду, правду, сокрушившую ее светлые надежды, она беспрекословно повинуется велению Долга, казалось бы, окончательно и бесповоротно пожертвовав единственной возможностью стать счастливой… Счастливой с любимым человеком! Но, в конце концов, она обретет это счастье, непременно обретет. Такая героиня это заслужила равно, впрочем, как и герой, который удостоился ее любви (месье Эгер?). Как бы то ни было, — Шарлотта мягко улыбнулась (не то улыбкою философа не то — заговорщика; возможно, впрочем, и то и другое вместе), — оба они слишком много выстрадали, чтобы я могла позволить себе лишить их столь отрадного утешения!»

Шарлотта быстро поднялась из-за стола и склонилась к свече. Перед тем, как задуть пламя, она, однако, изрядно помедлила: рядом, на изящной сосновой тумбочке стояло небольшое зеркальце. Девушка осторожно взяла в руки мерцающий огарок и подошла туда. Водрузив этот скудный источник света в подсвечник перед зеркальцем, она отступила на шаг назад и пристально вгляделась в свое отражение.

Прежде Шарлотта Бронте обращалась к зеркальцу только в определенные часы дня, когда она совершала свой туалет. Ей не доставляло особого удовольствия разглядывать свое бледное, изнуренное лицо с неправильными чертами. Теперь же она впервые за всю свою жизнь нарушила этот обычай и еще долго простояла перед зеркальцем, то и дело загадочно улыбаясь.

— Невзрачная простушка! — проговорила под конец Шарлотта, взволнованно задыхаясь, — Ну конечно! Как раз то, что надо!

Она спешно скинула одежду, облачилась в легкую ситцевую ночную рубашку и, небрежно задув свечу, двинулась к кровати. Ложиться, однако, Шарлотта не стала, а просто присела на постели, свесив босые ноги к полу и закрыв глаза. Лицо ее возбужденно пылало.

Невзрачная простушка. Шарлотта часто бывала недовольной своей внешностью — особенно в подростковом возрасте. Даже случайные мысли об этом приводили девушку в дурное расположение.

И вот она начала серьезно задумываться над тем, так ли уж это хорошо — быть безупречной красавицей? Пленительные васильковые глаза, восхитительные рубиновые губы, нежные розовые щеки, стройная, грациозная фигура Гебы… Говорят ли они об истинных добродетелях их счастливой обладательницы? Шарлотта стала вести тщательное наблюдение за особами прекрасного пола, с которыми сталкивала ее жизнь, и пришла к выводу, что лишь немногие из подобных красавиц способны сохранить душевную чистоту и не поддаться порокам. «Красота сродни богатству, — решила Шарлотта. — И то и другое развращает людей, зачастую делая их надменными, подлыми, циничными. Лишь для немногих отдельных представителей рода людского — тех, что всегда умеют сохранить твердую волю, светлый ум, кроткий и добрый нрав и подлинную чистоту души, — лишь для таких избранных счастливцев красота — это благословение свыше. Для всех прочих она — проклятие».