не стоит вмешиваться в их дела. Мы очень легко можем всё испортить.

— Как?.. — прошептала Надя, оглядываясь то на Михаила, то на Гавриила. — Вы хотите сказать, что мы позволим ему издеваться над ней?.. Позволим?..

— Мы протянем ей руку помощи и закроем своим крылом, когда это будет нужно, — протянул Гавриил, переглядываясь с братом. — Сейчас в этом нет необходимости, поверьте нам как братьям главного действующего лица. Как бы жестоко это ни звучало, но мы должны позволить ему совершить задуманное.

— Как?.. Ева?.. Ева?.. — Дуня закрыла лицо руками.

— Да. Именно.

В беседке повисло молчание. Кристиан, как и обычно, говоривший меньше всех, снова положил руку на струны, и гитара запела под ней своим приятным, скромным голосом, развевая всю тревогу и тоску, как утренний туман. Сложно было сказать, какие чувства испытывал каждый из присутствующих здесь: близнецы были спокойнее всех, потому что, по всей видимости, знали, видели и чувствовали больше остальных, хотя иногда это казалось странным и даже невозможным; Дуня безмолвно плакала, её выдавали только стоящие в ультрамариновых глазах слёзы; Надя не могла смириться с мыслью, что её пациентка, когда-то поставленная ею вместе с Дуней и Николой на ноги, неизбежно падает в бездну; Николай с горечью понимал, что ему всё-таки придётся исполнить своё обещание, а молчаливый юноша по имени Кристиан, хоть и знал о намерениях и соображениях близнецов, всё равно не мог не поддаться приятной душевной печали при осознании скорого расставания.

— Что-то Мэри давно нет, — нарушил молчание Кристиан, неотрывно следя за плывущим в сторону моря большим пушистым облаком, своим рельефом напоминающим горы под собой. В этот самый момент, когда все вдруг зашевелились, вспомнив об ушедшей лошади, вдалеке послышался приглушённый хвоей топот копыт и тихое конское ржание.

— Там человеку плохо, — первым делом сказала Мэри, когда остановилась рядом с деревянной беседкой. — Кажется, солнечный удар.

Все сразу поднялись из-за стола. Кристиан немного задержался, перекидывая гитару за спину, как сумку, но вскоре догнал остальных, которые уже спешили за Мэри.

— Турист? Местный? — спросила Надя, еле поспевая за лошадью.

— Пациент.

— Наш? — удивилась Дуня, которой из-за своего роста приходилось почти бежать.

— Да, из больницы Николая Чудотворца.

— Уж не Филипп ли? — усмехнулась Надя, зная любовь своего подопечного бродить в окрестностях гор.

— Вполне возможно. Сказал, что любит лошадей.

— Значит, точно Филипп.

***

Писатель лежал лицом кверху, смотрел сквозь сосновые ветви в быстро темнеющее небо над собой и осознавал всю катастрофичность ситуации. Иногда ему казалось, что ему становилось лучше, и тогда он пробовал подняться, но в тот же момент новый приступ тошноты подкатывал к горлу, а земля начинала раскачиваться, будто он стоял на палубе корабля в сильнейший шторм. Он не знал, когда ускакала Мэри — наверное, в любой другой раз он сказал бы, что не прошло и пятнадцати минут, однако тогда ему казалось, что прошла целая вечность, пока он с облегчением не услышал чьи-то голоса.

— Филипп? Я так и думала, — сказал знакомый женский голос ещё издали. Писатель узнал в нём главврача больницы Надежду Археявскую и по совместительству своего лечащего доктора. — Далеко ты забрёл, дружок.

— Простите, — прошелестел он одними губами. Над ним появилось знакомое лицо со светлым каре и серёжкой-кольцом в левом ухе. — Вы знаете, тут так хорошо… Горы…

— Вдохновение сразу приходит, да? — подмигнула ему Надя, подзывая остальных. Рядом с Филиппом остановилось ещё шесть человек и лошадь по кличке Мэри.

— Да… Да, Вы абсолютно правы.

— Как ты умудрился напечь голову, Фил? — спросил Писателя Николай, опускаясь рядом с ним на корточки. Гавриил приложил одну руку тыльной стороной ладони к его лбу, а вторую — к своему, некоторое время держал так, а затем, недовольно покачав головой, поднялся на ноги.

— Разморило, — прошелестел в ответ Филипп, откидывая со лба упавшую на глаза прядь волос. — Заснул на солнце.

Михаил цокнул языком.

— Нельзя, нельзя. Это может плохо кончиться. А если бы нас не было рядом?

— Думаю, уж как-нибудь дополз бы, — усмехнулся Филипп, пугливо осматривая всех присутствующих. Вот стоят Надя и Дуня, врачи из психиатрической больницы, за десятилетия ставшие семьёй; рядом с ними, как отражения друг друга, стоят близнецы — Писатель не знал их; справа от братьев стоит старый смотритель, седой грек, которого по иронии судьбы зовут Николай, а старый он лишь потому, что он уже много лет живёт на маяке и работает спасателем по ночам. Филипп знает его, потому что он не раз, купаясь рано утром, встречал его, когда он возвращался на маяк. А позади всех скромно стоит паренёк с гитарой за спиной и ласково гладит по шее красавицу-лошадь.

— Давай-ка, друг, соберись с силами, — сказал Николай, опускаясь рядом с Филиппом на корточки. — Сейчас мы посадим тебя на лошадь, только ты уж держись крепче и смотри, не упади.

Кристиан подвёл Мэри к Писателю, и та медленно легла совсем близко к нему, чтобы юноше было удобнее на неё забраться. Филипп приподнялся на локтях, и в этот момент Михаил подтолкнул его в спину; с другой стороны его подтянул Гавриил, и вот уже Филипп лежал пластом на спине лошади, уткнувшись носом ей в гриву. Мэри осторожно поднялась, и ноги Писателя безвольно скатились по её круглым бокам, зато руки, чувствуя под собой опору, тут же крепко обняли толстую лошадиную шею.

— Вот, правильно, держись, — улыбнулся Кристиан. — Пойдём тихо, так что не свалишься, но, если что, тебя ещё держат близнецы.

Филипп пробормотал в ответ что-то неразборчивое.

Они медленно пошли навстречу морю. Солнце спустилось ещё ниже и теперь как будто тянулось своей яркой рукой к быстро появляющимся на небе звёздам, как тянется рукой утопающий к брошенной ему верёвке. Сосновый бор, днём на удивление тихий и сонный, вдруг ожил: в траве заскрипели цикады, зашелестели задними лапками кузнечики, и то тут, то там теперь слышалось чьё-то шуршание, словно кто-то невидимый следовал за ними попятам.

— Как Вас зовут? — пробормотал Филипп куда-то в лошадиную гриву.

— Кого именно? — с улыбкой обернулся назад Кристиан, прекрасно понимая, что вопрос адресован ему.

— Вас.

— Меня? Кристиан.

— Очень приятно. Филипп.

— Будем знакомы, — Кристиан по-доброму усмехнулся и поправил уздечку на Мэри. Становилось прохладно.

— Откуда у Вас эта лошадь?

— Я работаю на конюшне: катаю детей, учу ездить на лошадях, устраиваю конные прогулки… Всё такое.

— То есть это не Ваша? — немного разочарованно уточнил Филипп.

— Отчего же? Моя.

— Как здорово… — почти прошептал Филипп, ласково обнимая Мэри. — Вы не подумайте, я не собираюсь забирать её у Вас. Просто я так люблю лошадей… Всегда мечтал иметь свою, ну или