По старой службе горячие поклонники генерала Лечицкого, бывшего командующего войсками Приамурского военного округа – самородка из народа.

Высказывались о желательности моего участия в Совете обороны. Сокович читал проект совета – размах широкий, но нет системы, сквозит мелкая подозрительность к командному составу. Мне говорили, что Сокович сам мечтал о посте командующего войсками, занятом Краковецким.

Во всяком случае и эти двое – люди новых веяний, ищущие новых путей в работе. Конечно, оба с политическим и тюремным стажем.

Владивосток. 21 февраля

Был профессор военной академии Иностранцев, в английской форме, ужасно исхудалый, обретается с семьей в английском поезде. Совсем без денег; очень обрадовался моим реальным заботам об академии. Жалуется на нервы, стремится пробраться в Югославию, слегка заражен идеей славянской федерации и борьбой с германизмом. В общем, ушиблен событиями, нуждается в ремонте.

Приезжал познакомиться китайский полковник Генерального штаба; жалел, что я не был вчера на «русско-китайской чашке чая».

Вечером на «Сибзем-блине» было несколько шумно. Политические беседы не удались – политики поглощали блины, а блины поглотили политику.

Первый раз видел председателя бывшей Сибирской областной думы Якушева; впечатление личной порядочности, но человек не крупный.

Владивосток. 22 февраля

Заходил Доманевский «подкрепиться энергией». Он положительно разрывается на части и все уверяет, что не может работать в такой кутерьме. Его, с одной стороны, пугает общая бестолковщина, с другой – загадочность поведения японцев.

Пришел А.С. Медведев с кипой телеграмм из Харбина. Там и в Чите полным темпом идет распродажа российского добра, вывоз золота и ценностей, конечно, в Японию. И Медведев, и Доманевский – оба жалуются, что и японское командование, и дипломатическое представительство не торопятся с ответами на их запросы. Я утешал: «Просто не могут ответить, так как, видимо, до сих пор не выработали определенной политики в отношении Приморья и вообще Дальнего Востока».

У них, кроме того, и у самих не все благополучно. Приехавший из Японии коммерсант Щербаков передавал о сильных волнениях в Токио и о покушении на премьера Хару в отеле «Сейокен». Кстати, он рассказал и о весьма холодном приеме в Токио Третьякова, ехавшего министром к Колчаку: «в гостиницах для него не нашлось даже свободного номера».

«К русским, после вашего (то есть моего) отъезда, отношение заметно ухудшилось. Крупенский бежит в Италию, а кое-кто из военной агентуры ищет занятий у японцев».

Владивосток. 23 февраля

Заседал в комиссии по реорганизации армии, созданной при военном совете, куда меня пригласили председателем. Обсуждался вопрос о форме одежды и о чинах. Общее мнение за упразднение чинов. Я выдвинул мысль об оставлении командных званий, сохраняющихся за данным лицом лишь на время его командования той или другой частью. Так, всякий, получающий полк, пусть это будет простой солдат, приобретает звание полковника, пока он во главе полка.

Состав комиссии пестрый: Главацкий – полковник, сильно перегибающий влево, в прошлом грешки за крайние уклоны в противоположную сторону; Степанов – поручик, один из революционных деятелей 5-й армии (в мировой войне) за время моего командования этой армией. Остальные – кроме поэта-генерала Гончаренко и капитана Саваровского – молодежь весьма энергичная, но малоопытная.

Владивосток. 24 февраля

По газетам, атаман Калмыков бежал с своим отрядом в Китай, перешел границу у Куколево и тянется к Харбину.

Опять заходил Доманевский. У него неувязка с демобилизацией и новая тревога: в области самочинно организуются военно-революционные комитеты, не особенно склонные к исполнению распоряжений из Владивостока.

Здешний военный центр в тяжелом положении. Снабжение не налаживается, на местах не чувствуется влияние и продуктивность работы центра. Это, конечно, на первых порах естественно, но Доманевский слишком впечатлителен и нервен.

Заедают и претензии интервентов. Японцы, ввиду объявленного ими очищения Амурской области, требуют срочных больших нарядов поездов.

Сейчас требуют прицепки броневика к поезду для объезжающего их войска флигель-адъютанта микадо, для его охраны.

В военном совете реконструкция: коммунисты хотят занять все четыре места, эсеры отстаивают одно место для своего кандидата. Эта борьба за влияние в военном совете, конечно, также тормозит работу штаба. Доманевский, да и сам Краковецкий часами ждут доклада.

Владивосток. 25 февраля

В состав военного совета, видимо, войдут два наиболее крупных коммуниста: Лазо и Луцкий. Реконструкция военного совета задерживает осуществление вопроса с организацией Совета обороны.

В моей комиссии дела идут тоже туго, а жизнь торопит. Наспех созданное «положение о политических уполномоченных в частях войск», как в свое время пресловутое положение Керенского о войсковых комитетах, встретило в жизни много затруднений.

Два таких уполномоченных, вызванных сегодня комиссией, прямо умоляли о более точных инструкциях.

«А чувствуется ли ваш авторитет в войсках?»

«Да, но очень трудно разобраться в правах и обязанностях и особенно во взаимоотношениях с командным составом».

На очереди ряд важнейших вопросов: о содержании, о квартирах, о пленных красноармейцах. Среди просителей партизаны, бывшие участники восстания Гайды. Все так или иначе обиженные или обойденные заботой элементы широкой волной хлынули в комиссию. Старое офицерство, теснимое нуждой, тоже начинает интересоваться своей судьбой.

Кроме большой работы, все это требует и больших материальных средств. Сложно, но работа живая и помогать надо.

В Амурской области сильно растет партизанское движение. Недаром оттуда уходят японцы. В одном из прошлогодних столкновений с партизанами японцы не только потерпели неудачу, но не смогли даже вынести тело убитого в бою командира батальона. Это вызвало сильную тревогу в Токио и большую неприятность для военного министра.

Живой и понятный лозунг, умело брошенный большевиками, имеющий конечной целью объединение России и сохранение ее цельности, сам собой поднимает народ и заставляет его браться за оружие. А тот же призыв за «единую неделимую» в устах вождей антисоветского движения оставался в большинстве случаев немым для широких масс населения293. В чем же причина столь неодинакового отношения масс?

Большевики, надо отдать им полную справедливость, умело противопоставили национальное чувство засилью и корыстным замыслам иноземцев.

На Дальнем Востоке нет помещиков, нет крупных предприятий, эксплуатирующих труд рабочего, и тем не менее дремавший классовый инстинкт разбужен и здесь. Он сплотил и цементировал национальное чувство для целей борьбы. Большевики – отличные пропагандисты. Это отражается и на чужеземцах.