– Как вы не устаете? – решил все-таки спросить он у них, когда Близнецы начали снова его раздевать.

Они синхронно улыбнулись с одинаковой снисходительностью. Улыбку Лилея он видел только боковым зрением, пока тот удерживал одну его руку на расстоянии от стены, насколько позволял магнитный наручник, чтобы аккуратно стянуть рукав куртки. Потом то же самое он повторил с другой рукой – за все это время они еще ни разу не порвали его одежду. По крайней мере, в физическом мире.

– Мы не делаем с твоей головой ничего сверхъестественного, – пояснила Лилео, стаскивая его брюки. – Это не требует таких усилий, как ты себе вообразил.

– Это же как детская игра, – добавил Лилей, пробегая ногтями по его позвоночнику. – В кубики. Мы просто берем отдельно твои страхи, твои сокровенные мысли, твои комплексы и принципы…

– …выворачиваем все наизнанку…

– …добавляем немного своих фантазий…

– …раскрашиваем…

– …прикрепляем к нервным окончаниям…

– …соединяем все вместе…

– …и корректируем сюжет по ходу действия. Вот и все. Это весело.

– Ты когда-нибудь тоже оценишь всю прелесть такой игры.

Он с тяжелым вздохом закрыл глаза, стараясь не замечать, что руки обоих близняшек уже вовсю ползают по его телу, как четыре прогревшиеся на солнце ласковые змеи, готовые в любой момент вонзить в плоть ядовитые зубы.

– Я никогда не стану этого делать. Я никогда не буду пользоваться своей силой во зло! Вы… вы могли бы приносить людям пользу… вы могли бы так много, если бы…

Их смех был похож на журчание лесного ручейка.

– Да ну? – поинтересовалась Лилео весело, поглаживая его бедра. – И много пользы ты принес за свою жизнь? Ах да, ты же помогал Пауку – несомненно, делать людям добро и заниматься благотворительностью, как же иначе! Детка, тебе не кажется, что ты немного лицемеришь? Ты говоришь о пользе, но твои воспоминания довольно сомнительны. В каких-то твоих действиях с телепатией была замешана корысть, в каких-то – страх наказания перед Пауком. А где же благородство, лапочка? Где же чистосердечная доброта? Где хваленая эрланская мудрость? Где твоя великая ответственность, которой ты буквально пропитан с детства?

Надо сказать, не замечать их прикосновения и ласки становилось все сложнее. Они играли сенсорными иллюзиями с его нервами, и его то будто прошивало разрядом тока, то словно щекотало пушистой кисточкой, то знобило, как от приложенных к коже кубиков льда, то бросало в жар, как от поднесенной близко-близко зажженной спички. Ощущения – ненастоящие, но очень правдоподобные – сменялись одно за другим с такой скоростью, что он не успевал даже каталогизировать их. Больно – приятно – горячо – холодно – больно – больно – щекотно – хорошо – больно – приятно.

– Видишь, – руки Лилея бродили по его груди, – это все – палка о двух концах. Демагогия, малыш, только и всего. Все эти рассуждения о том, как правильно и как неправильно использовать данную тебе от природы силу… Ты почти ежедневно наблюдал, как твой Паук убивает неугодных ему людей. Но ты, со своей высокой моралью, со своей нравственностью, ты ни разу его не остановил. Более того, ты не единожды его спасал. Это Паука-то! Жестокого тирана и убийцу! Конечно, он лишил тебя магии, но твой основной дар все еще остался с тобой. И он вроде бы даже добровольно пустил тебя в свой разум. Представить не могу, сколько невинных жизней ты бы спас, если бы воспользовался этим великолепным шансом!

Внезапно они прекратили воздействие и участливо заглянули в его лицо, одновременно погладив его скулы с двух сторон.

– Ну, что ты? – спросила Лилео сочувствующе. – Не плачь, маленький трусишка. Мы же понарошку сейчас, не по-настоящему. Вреда не причиним.

Только после этой ее фразы Сильвенио понял, что его снова затрясло – еще сильнее, чем в недавнем кошмаре. Но он, разумеется, и не собирался плакать. Нет уж, это – последнее, что он собирался делать перед этими людьми. Просто… просто у него перехватило дыхание и очень сильно кружилась голова, вот и все.

Просто их слова били точно в сердце. Не больше и не меньше. Он чувствовал себя ужасно жалким и недостойным самого существования. Потому что – да, они, конечно, кругом были правы: он не помог еще посредством своей силы ни одному существу. Пытался неоднократно – но не смог. Не сумел. А может быть, он и в самом деле был всего лишь лицемером и лгуном…

– Не плачь, глупенький, – вторил сестре Лилей. – Ну, хочешь, мы сейчас уйдем. А ты пока подумаешь над тем, что мы сказали.

Они действительно встали с пола, и следующее прозвучало уже хором:

– Подумай хорошенько, синий мотылек. Тогда, может быть, ты сам захочешь остаться с нами, если поймешь все правильно.

* * *

В сарае было тепло и сухо. В золотистых лучах вечернего солнца, лившихся в единственное имеющееся здесь окно и в щели между досками, плясали озорные пылинки. Сено, в котором он лежал, пахло, как и положено сену, травами и летним полем.

Сильвенио чуть пошевелился, чтобы переместить затекшую конечность. Невольно сморщил нос – рана все еще болела при малейшем движении. Он осторожно повернул голову, разглядывая свой красный от крови бок – серебристая шерсть там свалялась и размокла, неприятно прилипала к коже. Поврежденное ребро вспарывало обломком кости шкуру, но легкое, к счастью, задето не было: хотя дышать было тяжеловато, он полагал, что у него в принципе немало шансов выжить. Надо только отлежаться пару дней в покое, позволяя сильному волчьему организму восстановиться, а потом, чтобы закрепить эффект, поохотиться немного на жирных кроликов с ближайшей фермы – он приметил такую на пути сюда. Впрочем, если на ферме с кроликами обнаружится излишне бдительный хозяин – особенно если у хозяина найдется ружье, – то можно будет обойтись и местными курами. Только это все потом, для начала эти пару дней, пока затягивается рана, надо еще пережить. Потому как есть жутко хотелось прямо сейчас, но, естественно, об этом не могло быть и речи: сейчас он был слаб, как трехмесячный щенок, и не мог поймать даже какого-нибудь слепого цыпленка, не говоря уже о том, чтобы уходить от погони.

Прерывая его размышления, дверь в сарай приотворилась. Сильвенио мгновенно напрягся. Когда он выбежал, загоняемый подстрелившими его охотниками, из-под спасительного лесного покрова, особого выбора в убежищах, конечно, не было, но он все же нашел в себе силы дойти до той территории, которая выглядела наиболее заброшенной: и дом и сарай возле него показались ему необитаемыми. Выходит, он здорово ошибся, потому что сейчас в сарай