и порывался время от времени спрыгнуть с телеги, но после нескольких таких попыток дети отдали свободный конец цепи снисходительно наблюдавшему за ними вознице, а уж тот держал цепь куда крепче. Сильвенио было чудовищно жарко под палящим солнцем, ему по-прежнему хотелось есть и пить, и еще ему хотелось, чтобы с телеги свалились сами дети – и попали под колеса, чтобы уж больше никогда его не мучить. Но другой запретил их сталкивать, и в результате волк улегся на дно повозки, закрыв глаза. Все, о чем он мечтал, – это наконец сбежать в тень любого ближайшего леса и в жизни больше не выходить к человеческим поселениям. Лучше он будет всегда один, чем с такими надоедливыми компаньонами.

К городским воротам они подъехали уже на закате, когда Сильвенио от отчаяния грыз всунутую детьми через намордник длинную деревянную щепку, пропитанную смолой. Зубы у него от этого так и норовили склеиться, да и желудок от этого пустого щелканья челюстей урчал только сильнее, но выбирать не приходилось – ему необходимо было погрызть хоть что-нибудь. Возница, не спеша с ними прощаться, помог детям стащить зверя с повозки и спросил их, где их ждут родители.

– У нас нет родителей, – сказала девочка беззаботно.

– Мы с сестренкой одни на всем белом свете, – сказал мальчик беспечно.

На этом они хором попрощались с подвезшим их мужчиной и проворно скрылись в толпе прохожих, утащив за собой спотыкающегося о собственные лапы волка – пока им не стали задавать лишних вопросов.

В городе Сильвенио еще никогда не бывал. Городской шум и зловоние выбили его из колеи: все здесь было как будто специально создано, чтобы тревожить его чуткие слух и обоняние. Глаза не успевали следить за суетливо снующими туда-сюда людьми. Со всех сторон завлекающе пахло едой, и это сводило его с ума: дети ни на минуту не отпускали его от себя. Они походя воровали яблоки с уличных прилавков, выпрашивали у прохожих сладости, умильно хлопая глазами, будто назло крутились возле мясных лавок, что-то высматривая в толпе, а потом им еще и вздумалось потаскать его по всяческим уличным представлениям.

А потом близнецам захотелось пойти в трактир (они ничтоже сумняшеся прихватили у нескольких прохожих туго набитые деньгами кошельки), и им сказали:

– С собаками нельзя.

И эти глупые человечки, виновато перед Сильвенио извинившись, затолкали его в какой-то ближайший подвал с забитыми деревянными окнами, закрыли его там, защелкнув болтавшийся на двери тяжелый замок. И ушли.

Сколько времени так прошло, Сильвенио не знал. Судя по резко сменявшимся запахам и звуковому фону города, миновала ночь и миновал день. И еще один день. И еще. Сильвенио выл так громко, как не выл никогда в жизни, бросался на стены, пробовал прорыть себе ход наружу, пытался разодрать когтями массивную дверь. Но до его воя людям снаружи почему-то не было никакого дела, пол оказался каменным, а все, чего он добился в отношении двери – это лишь немного ее поцарапать. Он обнюхал все углы в надежде поймать хотя бы маленькую ничтожную мышку – забыв про намордник, – однако владелец подвала оказался чересчур хозяйственным: все щели и углы были добротно замазаны какой-то вонючей гадостью, от которой в отвращении отскакивал даже волк, не говоря уж о более мелкой живности.

Между тем голод его неизбежно рос и вскоре превратился в самый настоящий Голод. С улицы глумливо тянуло всевозможными мясными изделиями, сырыми и жареными, вареными и копчеными, а он не мог даже выбраться из треклятого подвала, не говоря уж о том, что он до сих пор не знал, как избавиться от намордника, не раскроив себе голову. Ему казалось, что еще немного – и он просто сунет в намордник лапу и будет грызть самого себя.

Дети вернулись к нему на исходе четвертого дня. Мальчик тут же обнял его за шею, а девочка высыпала на пол целую кучу леденцов на палочке. Потом они, смеясь, вместе поковырялись в его наморднике скрепкой – и тот со звоном упал на пол.

– Прости, что не навещали так долго, Снежок! – сказал мальчик, счастливо улыбаясь.

– Зато мы принесли тебе еду, Пушистик! – сказала девочка, улыбаясь не менее счастливо и с восторгом показывая на рассыпанные по полу леденцы.

Волк смотрел на них какое-то мгновение немигающим взглядом.

Нет, закричал другой в его голове, не смей, не надо, они всего лишь дети, всего лишь глупые дети, они не со зла, они не подумали!

Зверь уже его не слушал. Он просто бросился вперед и одним движением челюстей перекусил девчонке хлипкую шейку. Мальчишка завизжал, начал бить его по спине железным намордником – зверь не глядя ударил его лапой наотмашь. Тот отлетел к стене и больше не поднимался.

Нет, заходился истерикой и мольбами другой в его мыслях, нет-нет-нет-нет-нет.

Горячая кровь хлынула в пасть, и он – наконец-то!!! – ощутил такой желанный вкус теплого мяса. Волк больше не думал о том, какому унижению эти глупые детеныши его подвергли, не думал о том, сколько неприятностей они ему доставили и что ему пришлось из-за них перенести. Он думал только о том, что оба они очень вкусные, и вкус у них двоих совершенно одинаковый, как будто они в самом деле были одним человеком, почему-то разделенным надвое; он думал о том, что еще никогда прежде ему не попадалось такое сладкое, такое сочное мясо, такие хрупкие косточки, такая изумительная кровь, такая молодая кожа. Только прекрасные золотые волосы он не тронул, а все остальное сожрал с превеликим удовольствием. Он ел и ел, и это было поистине чудесное пиршество, и он думал о том, что, возможно, ему стоит еще как-нибудь включить в свой рацион человеческих детей, раз уж при жизни они такие бесполезные и неприятные…

Он почти закончил, когда в щель подвальной двери, которую близнецы неплотно прикрыли за собой, пробился единственный лунный луч. Сильвенио вдруг вспомнил: сегодня полнолуние. Прежде чем он успел посмаковать последний кусочек своей трапезы, волка вдруг не стало – в подвале остался голый, забрызганный чужой кровью человек.

Человек с неописуемым ужасом взглянул на самого себя, на жуткие ошметки невинных детей, от которых остались лишь погрызенные кости и волосы цвета бледного золота.

И человек закричал, потому что…

* * *

…проснулся?

Но тогда почему он все еще слишком реалистично чувствовал насыщенный соленый вкус во рту, как будто он и в самом деле…

В следующую секунду он полностью осознал происходящее и поперхнулся жидкостью, которой его поили Близнецы. Вязкая, темно-красная