покрытые мерцающей на свету кровью – она была не особенно осторожна. Как и Лилей, но ему облизывать было нечего, и он только утешающе гладил Сильвенио по коленке. Двигаться Сильвенио не мог. Сейчас он в кои-то веки видел плюс в том, что ему никуда не нужно было идти.

– Мы с братиком немножко перестарались, – сказала Лилео, будто бы извиняясь, потрясающе невинным голосом.

– Но мы не хотели, – вторил ей так же ласково Лилей. – Мы не любим портить тела. Это некрасиво. Ты должен извинить нас: мы увлеклись.

– Но ты ведь простишь нас, если мы тебя полечим, – закончили они, как обычно, хором.

Они снова переплели пальцы и потянулись к нему. От их сцепленных ладоней разлилось неяркое свечение: Сильвенио ощутил, как что-то теплое просачивается сквозь кожу прямо в мышцы – и внутрь. Тело расслабилось само собой. Боль – настоящая, не фантомная – исчезла за считаные минуты. Фантомная, правда, осталась, и он не видел большой разницы между своим состоянием до лечения и после: его разум все еще считал, что с ним далеко не все в порядке. Мимолетная истерика миновала, зато вернулось то сонное равнодушие, что одолевало его раньше. Он не хотел уже абсолютно ничего, чувствуя себя опустошенным и неживым.

Окровавленную руку Лилео вылизала дочиста, но, когда она коснулась этой рукой его щеки, заставляя поднять лицо, он все равно вздрогнул.

– Ты сильный, – произнесла она нежно и поцеловала его в лоб. – Очень сильный, малыш. Ты прошел весь первый этап – до такого редко кто доходит. Нам обычно нравится ломать тех, кто считает себя обладателем несгибаемой воли и железных нервов. Но ты – ты такой забавный маленький храбрец, прямо стойкий оловянный солдатик. Нам интересно, сколько этапов ты выдержишь. А потом, когда ты все-таки сломаешься, мы возьмем тебя к себе. Не станем убивать. Потому что ты станешь еще забавнее. Когда увидишь свободу, которую мы тебе предлагаем. Когда перестанешь бояться. С тобой будет очень весело. Вот увидишь. Мы будем играть вместе. И с другими людьми. И мы расскажем тебе много-много сказок, тех, о которых ты и не слышал ни на корабле Паука, ни на своей распрекрасной Эрлане.

В мгновение ока с него слетела вся апатия, и он уставился на Близнецов широко распахнутыми глазами. Он ослышался или?… Но этого не может быть. Просто не может, никогда, ни в реальности, ни в галлюцинации. Скорее всего это всего лишь незначительная оговорка, ведь они так много копались в его разуме, что, похоже, просто привыкли называть его планету именно так, как называл он сам…

Близнецы засмеялись, и смех их был похож на перезвон серебряных колокольчиков.

– Ты зря сомневаешься, детка, – пояснил Лилей, мимоходом целуя в щеку прижавшуюся к нему сестру. – Мы, конечно, не были рождены на Эрлане и никаких кровных уз с ее жителями не имеем. Тем не менее мы называем ее именно так, а не Эрландераной, как называют остальные невежественные чужаки, потому что мы в некотором роде оттуда.

Они с сестрой переглянулись, очевидно, ведя какой-то безмолвный диалог: Лилео вопросительно приподняла брови, Лилей капризно надул губы. Сильвенио напряженно наблюдал за их переглядками, молча ожидая продолжения.

– Ах да, – улыбнулась Лилео. – Мы же обещали тебе все рассказать, если ты пройдешь первый этап. Видишь ли, мы попали на твою планету когда-то очень-очень давно.

– Наш корабль занесло туда случайно, когда мы еще путешествовали с родителями, будучи маленькими детьми, – улыбнулся Лилей.

– И мы жили там некоторое время.

– И местные учили нас управляться с нашими способностями.

– Показывали разные фокусы.

– Рассказывали сказки.

– Обучали основным трюкам телепатии.

– Помогали создавать наши первые иллюзии.

– И они даже не чувствовали в нас угрозу.

– А мы гуляли в их головах.

– Узнавали их устройство.

– Разрабатывали планы. На всякий случай. Нам было интересно: что будет, если повернуть все эти забавные вещи, которые они умели, на что-нибудь плохое? На что-нибудь, что будет направлено не только на защиту и созидание.

– Защита и созидание – это так скучно. Нам не хватало развлечений. Мы сами изучали то, чего нам показывать не хотели. Мы улетали оттуда уже подростками, когда родителям там надоело.

– И попросили, чтобы двое местных полетели с нами. Из тех, что считали себя нашими няньками. И они согласились, чтобы присматривать за нами некоторое время, – наверное, начали что-то подозревать.

– Только с этим они слегка запоздали. Эти двое нянек были первыми, чей разум мы препарировали. Мы исследовали их вдоль и поперек: они после нас остались овощами, пустыми оболочками, пускающими слюни.

– Они защищались, конечно. Обезвредить их было довольно хлопотно. Но в конечном счете мы справились. Мы оставили их на корабле родителей, а сами сбежали на первой же попавшейся планете.

– Потому что с родителями тоже скучно. Нас искали, но не нашли: мы всегда умели прятаться. И с тех пор мы путешествуем только вдвоем.

– Потому что нам больше никто не нужен. Но ты не волнуйся, тебя мы, наверное, все-таки оставим.

– Да, непременно. Так вот. Позже мы нашли еще тех представителей твоего народа, которых вы называете Ищущими. Или что-то вроде того.

– И в их головах мы тоже покопались.

Закончили они, как всегда, хором:

– Теперь ты понимаешь, почему твои попытки противостоять нам такие бесполезные? Ты сильный, мальчик, но мы сильнее. Мы – опытнее.

Сильвенио молча моргал, пытаясь осознать поток свалившейся на него информации. Голова работала плохо после всего пережитого, но, как он ни старался, ужасная истина все же дошла до его сознания: в рождении этих сумасшедших, пусть даже косвенно, были виноваты его сородичи. Подумать только – эрланцы, испокон веков считавшиеся символом разумности и добродетели, невольно поспособствовали становлению этих… этих людей! Его затрясло во внезапном ознобе. Лилей тут же заботливо начал его одевать, шепча что-то успокаивающее, а Лилео все гладила его по голове и целовала ему лицо.

Ему показалось, что алые маки в их волосах издевательски над ним потешались.

* * *

Дети были странные.

Надо сказать, странным тут было, пожалуй, вообще все. Небо чересчур серое, вода в реке чересчур мутная и чересчур спокойная, без единой волны, местность чересчур безжизненная. Да и тот, кто управлял лодкой – Сильвенио не видел его лица, – был чересчур молчаливым. Надо всем здесь висела тяжелая, мрачная атмосфера, и зловещую тишину нарушал только тихий равномерный плеск длинного весла.

Но дети… Сильвенио никогда таких прежде не видел. Они сидели среди взрослых, но в то же время будто бы в стороне от всех, и держались за руки. За время всего пути они