Бинеш подходил к людям с вопросом – на него глядели недоуменно, ему ухмылялись… да и отмахивались брезгливо. Выбрав прохожего подобродушнее лицом и поблагообразнее видом, Бинеш обратился к нему:

– Доброго дня, почтенный! Не подскажешь ли нам…

Тот смерил насквозь пропитавшихся дорожной пылью дадашей снисходительным взглядом и отступил на шаг, что, видимо, должно было продемонстрировать пропасть, разделяющую его, исконного жителя невероятного человеческого муравейника, и их, невесть откуда забредшую голытьбу без роду и племени.

– Э-э… – засомневался было в правильности выбора информатора Бинеш. – Не скажешь ли нам, уважаемый, что это за поселение? – предпринял он вторую попытку.

– Поселение?! – пришлая компания, кажется, окончательно пала в глазах местного. – Вы, видно, из совсем глухой глухомани выбрели! «Поселение»! Хэ!

Рост потянул Бинеша за рукав: Упавший-с-неба уходил всё дальше – вот-вот потеряется среди снующих едва ли не друг по другу, точно серые двуногие насекомые, одержимые каждый своей, зачастую неочевидной для постороннего целью, людей. Да и Максуд, махнув уже рукой на бестолковую беседу, двинулся вслед за ним. Дилшэд пока ещё растерянно метался взглядом между дадашами и Фанисом… Но тут обитатель глинобитно-каменного сумбура подбоченился и, гордо выпятив грудь, возвестил:

– Это – город! Азарфар! И правит им Шахлар-шэх, мудрый и справедливый, да славят Небеса имя его в веках!

Максуд услышал, остановился на мгновение: подумать только, настоящий город! настоящий шэх!

– Величайший зодчий и гениальный правитель – он отец нам, милосердный и щедрый!.. – не унимался горожанин, и проходившие рядом подхватывали его речи, кивали согласно, вскидывали руки к небу – спеша, однако, миновать раздухарившегося славослова побыстрее…

***

Ощущая неудобство – вроде бы внешнее, но отзывающееся внутренней нервозностью, словно от не своей рубахи на теле, Максуд спешил за Лётчиком. Говоря начистоту, все они – не только Максуд, нелюдимый одиночка, но и скромный Дилшэд, и простоватый, бесхитростный Рост, и даже умница Бинеш, – все порядком робели, оказавшись, оторванные от привычных им простора и тишины, в жуткой свалке из домов и людей. Все, кроме Упавшего-с-неба, который шагал так, словно для него не существовало никаких диковин и неожиданностей и он всегда знал верную дорогу!

В хаотичном переплетении улочек было жарко и влажно, как под мышками у Максуда. Притиснувшиеся друг к другу строения, воткнутые невпопад, едва оставляли место разойтись двум встречным. Специфический запах мочи и протухших помоев наполнял тёмные даже сейчас, днём, щели переулков, высовывая оттуда свои зловонные языки – лизнуть исподтишка прохожего, пометив как свою будущую добычу. И отравленная этим духом добыча была разбросана тут же: разящие тошнотворным запахом гниющей плоти кучи тряпья, шевелящиеся, изредка протягивающие руку за подаянием… Не город – хитрая ловушка! Запутанный лабиринт, накрытый сверху серым войлоком неба, – не перелезть, не выбраться!

«Азарфар! „Огненный блеск“! Ха! – думал Максуд. – Шахлар-шэх, похоже, тот ещё любитель пустить пыль в глаза! Интересно, сам-то он давно нисходил из своих помпезных грёз на улицы города? Какое название тщеславный гордец дал бы Азарфару, доведись заблудиться в его наполненных отнюдь не блеском огня переходах? Унялись бы позывы «мудрого и справедливого» к восхвалению себя, вытесненные другими – выворачивающими наизнанку желудок? А?»

Максуд дышал учащённо, боясь в то же время вздохнуть слишком глубоко. Не в усталости было дело, отнюдь, – просто едва держал в себе забродивший, безостановочно распухавший комок не способных перевариться мыслей и боялся: вберёт в себя чуть больше окружающего «блеска» – и его самого стошнит, а не вберёт – тиски стен окончательно сдавят грудь, сомнут тело в сухой остаток плоти…

Сердцу уже не хватало места. Максуд утёр испарину со лба.

– Столько народу… – выдохнул он и сделал паузу, унимая дрожь в голосе. – Не верится, что кто-то готов жить в подобной душегубке! Мне казалось, ад – это коварные дебри джангала и выдыхающие ядовитые испарения расщелины на склонах Горы, но здесь… здесь ещё хуже, чем там, где я был! Путь между накопителем и хранилищем изнурителен и опасен, но в то же время ясен предельно: вот начало – вот конец, будь осторожен – и повреждения будут минимальны… И передышка. И океан – пусть серый, но простор… А этот лабиринт не оставляет даже шанса! Заблудишься и пропадёшь навеки! Превратишься в кучу гниющих отбросов (поначалу дышащих, имеющих зрение и слух), которые так и будут валяться и смердеть – никто даже не подумает спихнуть их с дороги, не то что руку протянуть!

Максуд перевёл дух: выговорился – и стало как будто легче.

Упавший-с-неба молчал.

– Стоит ли идти дальше, Лётчик? Стоит ли погружаться ещё глубже… во всё это? Не знаю как тебе, а мне хочется уже свежего воздуха. Да и они,– Максуд дёрнул головой, указав на старавшихся не отстать дадашей, – думаю, тоже вовсе не против выбраться отсюда.

– Вовсе нет… – наконец отозвался Упавший-с-неба.

В груди, где-то под сердцем, неприятно сжалось. Ощутимая двойственность этого «вовсе нет» заставила вернуться предвестникам паники: дыхание вновь стало неровным и поверхностным. Переспросить, однако, Максуд не решился – подождал, надеясь, что Упавший развеет сомнения. Не дождался.

– «Город! Азарфар!» – с издёвкой процитировал он давешнего прохожего. – Ужас!

И задумался на миг… и глянул тревожно на Упавшего-с-неба.

– Но каково тогда в штольнях?!

***

Небольшое свободное пространство открылось неожиданно. В стиснутых кривыми челюстями Азарфара улочках, где даже шага не замедлить – не то что притулиться для короткой передышки, этот, будто место выбитого зуба, промежуток в домах заставил едва ли не физически споткнуться, провалившись взглядом в пустоту. Поневоле захотелось свернуть сюда, остановиться, вырвавшись наконец из наполненного человеческим потоком русла. И усталость к тому же навалилась вдруг сильнее, умножая притяжение тихой гавани вдвое.

Видно было, что раньше здесь стоял дом: остатки каменных стен образовали теперь немногим ниже человеческого роста ограду, а разрыв на месте дверного проёма позволял пройти внутрь вроде бы и не закрытого, однако отделённого от внешней суеты пространства. Там, на относительно ровной, лишённой какого-либо рукотворного покрытия площадке, сплелись ветвями три кривых деревца.

– Похоже, сложившееся у меня негативное мнение по поводу чистоплотности местных обитателей оказалось несколько преждевременным, – огляделся Упавший-с-неба, заходя в аккуратный, по сравнению с царящим на улицах бардаком, дворик. – Хотя, по правде сказать, этот неожиданный курьёз очень уж заметно выбивается из общей картины.

– Действительно, чудно, – согласился Рост. – Удивляюсь, как местные засратыши не воспользовались случаем загадить и превратить в помойку такое удобное для этого место?

Максуд же просто молча плюхнулся в размытое пятно тени под деревцами.

За ним и остальные странники сняли дорожные сумки и уселись попросторнее, с удовольствием вытянув натруженные за долгий день ноги. Достали лепёшки,