Леандре казалось, что слезы опустошили её до дна. Что вместе с ними её покинула способность чувствовать горе и радость, отличать злобу от доброты. Суставы и живот болели, хотелось в уборную. Начался сильнейший приступ.

Но мало-помалу слёзы высохли, дыхание стало размеренным. Никодимус продолжал обнимать дочь. Вдруг тишину разорвал низкий, рокочущий грохот. Леандра посмотрела вверх, ожидая увидеть отремонтированную «Императрицу». Однако над головой не было ничего, кроме ярко-синего неба да драконицы, летящей на север.

Снова грохнуло. Леандра узнала звук. Никодимус с трудом поднялся на ноги.

– Что это?

– Пушки палят. К нам пожаловала тётушка Вивиан.

– Тогда надо готовиться к встрече, – хмыкнул Никодимус. – Нужно заново наложить на тебя то нуминусное заклятие, чтобы во время осады тебе не пришлось бороться ещё и с болезнью.

Леандра сама так жаждала поскорее вернуть заклятие, что, когда отец позвал Эллен, почувствовала позорное облегчение.

Вивиан охватила внезапная слабость. Перед императрицей выстроился её флот. Лица всех моряков были обращены вверх. Саванного Скитальца нигде видно не было.

Сорок имперских военных галер осадили Шандралу. Над ними в сильном береговом ветре парили иерофанты. Позади их изящных крейсеров и миноносцев находился массивный транспортник, на борту которого имелось достаточно воздушных змеев, чтобы уничтожить любой город.

Первоначально Вивиан намеревалась рассредоточить армию, чтобы при любой атаке подвергать опасности один, максимум – два корабля. Но это было до того, как она узнала о возможностях Саванного Скитальца. Армия выглядела величественно: настоящая крепостная стена из дерева, ткани, матросов, лётчиков и прозы. Величайшая концентрация военной мощи, когда-либо собиравшейся в прибрежных королевствах.

Перед ними уступами уходил в небо ослепительно-белый Шандралу. Его гавань щетинилась катамаранами. Над горой медленно кружила драконица. И одному Создателю ведомо, сколько богов и богинь войны притаились в городе.

Два баркаса, представляющие противоборствующие стороны, встретились в гавани. Богато разодетые парламентёры приступили к переговорам. Между иксонскими дипломатами двое выделялись ярко-зелёными аурами. Мелкие боги. Вивиан отправила своего представителя с весьма простым ультиматумом: капитуляция демона Леандры Марки и признание императрицы Альционом. Святой Регент наверняка должен был выдвинуть встречные требования: немедленное отступление имперской армии и принесение официальных извинений перед госпожой хранительницей Леандрой Маркой, дочерью истинного Альциона Никодимуса Марки. После чего обе стороны перейдут к взаимным угрозам, свернут переговоры и примутся убивать друг друга, как полагается цивилизованным людям. Прискорбно, конечно, но таков их мир, и перспектива отдать его Лос императрицу не вдохновляла.

Сначала Вивиан хотела немедленно отдать приказ об атаке, но потом поняла, что постепенно по городу расползутся слухи о Лос. Следовательно, проведя переговоры, она улучшит свои позиции за счёт вероятных изменников. Поэтому, пока армия высматривала Саванного Скитальца, в гавань были отправлены дипломаты.

Лишь теперь, глядя на обращённые к небу лица, Вивиан поняла свою ошибку. Подданные империи имели сходный образ мыслей. Всё выглядело логичным: во время второй осады Авила Саванный Скиталец был драконом, то есть летуном. А Империя была страной чарословов, интеллектуалов и воздухоплавателей, поклоняющихся возвышенным человеческим устремлениям. Их цивилизация всё в большей степени кренилась ввысь. Впрочем, они вовсе не были небопоклонниками, скорее поклонялись Создателю, стоявшему превыше неба.

Тогда как королевства Лиги были цивилизацией сиюминутности. Они почитали своих мелких божков и мир природы. Лишь некоторые из этих богов являлись стихиями воздуха и неба. Божеств полей, воды, животных и растений было много больше. То есть враги Вивиан кренились скорее к земле. Да и Лос, прежде чем восстать, считался земным богом.

Осознав всё это, Вивиан бросилась к лееру. Сановники торопливо расступались перед ней. Свесившись за борт, она всмотрелась в прозрачную голубую воду, обдумывая, какая же здесь глубина. И вдруг там, внизу, зазмеилось что-то крупное, тёмное и очень, очень длинное.

Крошечные искорки сверкали на чешуе. В странной игре воды и света Вивиан внезапно привиделась картина мира, каким он будет после победы Империи. Толпы кандальников в ошейниках из светящейся прозы. Чарословы-хозяева, заставляющие их работать на себя. Перед императрицей прошла череда веков, во время которых имперцы выследили и уничтожили всех богов. Вивиан увидела, как Империя неуклонно подчиняет себе язык, упорядочивая даже имманентно хаотичный праязык. Она узрела застойную, упадочную цивилизацию, когда недороды следовали за неурожаями, а войны – за восстаниями магически неграмотных против деградировавших чарословов. Вспышки насилия побуждали волшебников создавать всё более и более изощрённые конструкты, пока те, наконец, не обрели разум и не стали новыми божествами, когда-то истреблёнными её, Вивиан, цивилизацией. Люди прозябали в рабстве, зато восстал обладающий самосознанием текст.

Этот сон наяву длился какие-то мгновения, но сердце императрицы дало сбой. Мерцающая чернота растворилась в синеве глубины. Враждебные чары распались.

Сердце Вивиан забилось вновь. Она заглянула в пустоту Саванного Скитальца и увидела то, чего страшилась больше всего на свете. Да, это было всего лишь наваждение, отнюдь не пророчество, но наваждение столь великой силы, что по сравнению с ним даже деревянный леер, в который вцепились её пальцы, казался менее материальным.

Озарение пригвоздило Вивиан к месту. Может быть, потому, что она только что освободилась от наваждений главной ветви её собственного заклинания. А может быть, потому, что сама главная ветвь была наваждением, свитым из ветра, света и воды. Озарение впилось в разум императрицы точно плющ-паразит. Она крепко стиснула изумруд Арахеста, поняв, что у них есть всего-навсего призрачный шанс пережить создание, плавающее внизу.

С колотящимся сердцем императрица повернулась к Лотанну и отдала приказ войскам рассредоточиться. Затем, набрав в грудь воздуха, повелела всем, кто её слышит, немедленно нести гримуары, содержащие главную ветвь заклинания.

К изумлению Франчески, имперские галеры нарушили строй. Их широкие красные паруса вздулись от ветра, созданного иерофантами. Воздушные суда также развернулись, позволив потоку воздуха унести их прочь от города. Не было выпущено ни единой стрелы, ни единого заклинания. Баркасы, впрочем, остались на месте, переговоры ещё не завершились.

И тогда она увидела его, поднимающегося из глубины. Вот разверстая пасть показалась сразу с обеих сторон галеры. Челюсти сомкнулись, клыки пробили корпус и палубу. Вынырнула огромная голова, с которой на длинную шею потоком стекала вода. Она подняла галеру, уже почти перекушенную пополам. Гигантское обсидиановое тело сверкало как стекло.

На обречённой галере что-то грянуло, и огненный сполох разметал группу пиромантов в оранжевых робах. Взрывная волна отбросила голову Саванного Скитальца назад. Миг спустя тёмный грохот докатился и до Франчески.