– Намекаешь на сверхъестественные ощущения собственной демонической природы и груз прошлых жизней? Да нет, ничего такого. Хотя… Ладно, было какое-то предчувствие надвигающейся судьбы, что ли.

– Леа, – он вдруг запнулся. – Ты что, выросла?

– Ага. Неважно. Потом объясню.

– Ты опять что-то от меня скрываешь, как в деле с контрабандой богов?

– Ничего подобного. Ты в курсе всего.

Никодимус перевёл взгляд на жену в небе. Леандра закрыла глаза.

– Пап, что до тетродотоксина…

Молчание.

– Я сделала это потому… короче, чтобы не пришлось убивать тебя по-настоящему.

Никодимус продолжал внимательно следить за полётом дракона.

– Отравив тебя, я совершенно ясно почувствовала, что моя судьба предопределена. Что развязка приближается, и мне её не избежать. Я считала, это мой единственный шанс не убивать тебя… или маму. Может быть, так оно и было.

Он обернулся к Леандре. Морской бриз разметал его волосы цвета воронова крыла, в которых уже поблёскивало серебро.

– Ты меня не обманываешь?

– Нет. И я прошу у тебя прощения, – решительно закончила она, хотя внутри у неё образовалась пустота.

Леандра подумала об антилюбовном заклинании и о том, что сказала бы в том случае, если бы его не было. Уголком глаза она заметила Дрюна, переступившего с ноги на ногу. Наверняка опять придумывает доводы в пользу снятия заклинания.

– С самого детства гадаю, Зимородок я или Буревестник, – сказал Никодимус, отворачиваясь. – Что же, теперь ответ нашёлся.

– Я бы предпочла попить чаю в компании разрушителя цивилизации. Спасители, насколько я понимаю, дрянные собеседники.

– Может статься, мир не так чёрно-бел, как ты себе представляешь, – усмехнулся он. – Может, и Альцион уже не спаситель человечества, и Буревестник – не его палач.

– Хм, временами ты сам тот ещё собеседник.

– Леа, я серьёзно. Ты, я, твоя мать, мы не поборники хаоса. Мы поборники сосуществования богов и людей. Поборники Лиги.

– Ты и мама – возможно.

– А ты разве нет? – он обратил на неё пронзительно-зелёные глаза.

– Я не вижу никакой разницы между Лигой и Империей. Первая травит слабых и убогих неодемонов, вторая – науськивает чарословов на богов.

– Империя занимается не только этим. Знаешь, что происходит в её землях с магически неграмотными? Они, конечно, ещё не рабы, но к тому всё идёт. Законы империи служат чарословам оправданием для угнетения невежд.

– Ты говоришь как проповедник культа Тримурил.

– А разве не ясно, почему? Неужели ты не понимаешь, я должен…

– Оправдать моё существование?

– Да.

Леандра уже открыла рот, чтобы огрызнуться, но тут на неё накатили сомнения. Она потёрла лоб рукой.

– В глубине души, – продолжил отец, – тебе прекрасно известно, что никакой ты не демон. Может быть, в тебе есть демонический язык, но… ты не демон.

– Нет, мне это неизвестно, – Леандра крепко прижала кулак ко лбу и поморщилась. – Если мне что-нибудь и известно, так это то, что я понятия не имею, кто я такая.

Надежда на его лице увяла.

– Ты просто хочешь верить. Верить, что какие бы силы меня не сотворили, в глубине души я – хорошая.

– Да, я в это верю.

– Даже после того, как я тебя отравила?

– Особенно после того, как ты меня отравила.

Леандра кивнула. Чем больше отец страдал от её дел, тем сильнее ему хотелось, чтобы в его страданиях был смысл.

– Пока у нас нет ничего определённого, – Никодимус не сводил с неё глаз. – Лишь слова, сказанные чудовищем. Саванный Скиталец мог и солгать. В конце концов, мир действительно может оказаться не чёрно-белым, а цивилизация богов и людей даже более человечной, чем собственно человеческая, как бы странно это не звучало.

– Ты думаешь о том, как нам обелить… всё это?

– Леа, я хорошо тебя знаю. Ты не Лос. Я могу понять причины твоих поступков. Твой отказ принимать даже мелкие пороки общества доказывает, что ты – хороший человек. Ты стараешься быть справедливой.

– Самые кошмарные ужасы в истории совершены из стремления поступать по справедливости.

– Предупрежден – значит вооружён. Значит, ты будешь избегать подобного.

– А если ты ошибаешься? – Леандра уже не в силах была скрыть раздражение. – Что если я действительно воплощение зла?

– Тогда нам с твоей матерью придётся расстараться и убить тебя, причём более качественно, нежели ты пыталась убить нас.

– Ясно, – рассмеялась Леандра. – Ну а как мы объясним моё существование остальным?

– Будем поддерживать тех, кто проповедует мир и гармонию между людьми и богами. Объявим Вивиан Буревестником, вознамерившимся разрушить цивилизацию, выхолостив язык и уничтожив богов.

– А как быть с самим Лосом Возрождённым? То бишь со мной?

– Сплетни, не стоящие внимания. Да, ты – дочь драконицы. Но это не мешает тебе защищать людей от неодемонов и красть богов у имперцев.

– Думаешь, сработает?

Никодимус осторожно отпустил перила и медленно повернулся к Леандре.

– Более или менее. Хотя слухи о Лосе…

– Сколько союзников тут же отрекутся от нас?

– Немногие, если мы быстро отобьёмся от Вивиан. Однако если ситуация осложнится или война затянется…

– Поползут шепотки, которыми можно будет оправдать отступничество от Лиги?

– Вот именно. Как ты сама считаешь, чего нам следует опасаться прежде всего?

– Большинство моих последователей убито на Скважине, – Леандра вздохнула. – А одного из богов, в чьей верности я усомнилась, больше нет.

– Ты про акулу?

– На него оказали давление, заставив предать наше дело. В итоге всё закончилось деконструкцией. Давай обсудим это позже?

– То есть ты его убила?

– У меня не было выбора.

– Почему?

– Потому что моя дорогая матушка взяла в заложники его сына. И я, и сам Холокаи понимали, что отныне он будет послушным орудием в её руках. Или ты считаешь, она бы отпустила мальчишку? Когда до Холокаи это дошло, он сам попёр на меня. Акула, она акула и есть. Знал же, что я его прикончу, но всё равно напал.

– Лоло? – спросил Никодимус после паузы.

Леандра кивнула и с гневом посмотрела в сторону матери. Неторопливые круги парящей драконицы напомнили ей, как та вилась над «Императрицей», уворачиваясь от молний, лишь бы спасти дочь. К её гневу добавилось раскаяние. Хуже всего, что вместо любви, которая могла бы смягчить эмоции, в душе была пустота. Леандру охватило отчаяние.