(Н. В. Д р и з е и. Чехов и его пьесы.— «Возрождение», Париж 1929, от 15 июля).

После первой же встречи поэт был полностью покорен талантливостью Чехова, его личным обаянием и подкупающей простотой.

Щеглов, присутствовавший при их первом знакомстве, рассказывает в своих вос­поминаниях: «И вот не прошло и получаса, как милейший А. Н. был у Чехова в полном „душевном плену" ...) Загляни кто-нибудь случайно тогда в кабинет Плещеева, он наверное бы подумал, что беседуют давние близкие друзья» («Чехов в воспоминаниях современников», стр. 139).

Понимая значение для «Северного вестника» сотрудничества Чехова и побуждае­мый личной симпатией к нему, Плещеев тогда же пригласил Чехова написать что-либо для журнала. Ответом на это приглашение была повесть «Степь», напечатанная в мар­товской книжке «Северного вестника» за 1888 г. А вслед за тем Чехов публикует на его страницах ряд новых своих произведений — «Огни», «Именины», «Скучная история» и др. Плещеев не устает напоминать Чехову о том, как нужны его произведения для журнала, подчеркивает, что от них во многом зависит успех очередной подписки на журнал. Но не только узкожурнальными соображениями руководствовался при этом Плещеев: он был искренно заинтересован в широком развитии таланта Чехова, чему мог­ла помешать мелочная работа в газетах и ничтожных юмористических журнальчиках.

Плещеев считал, что «лейкинская работа» «губительна для дарования», и убеждал Чехова не растрачивать свой талант на мелочи, не отдавать свои рассказы «каким-ни­будь паршивым газеткам, которые сегодня прочтут и завтра употребят на обертку...» («Слово», стр. 236). Особенно горячо протестовал Плещеев, когда узнал, что Суворин предложил Чехову штатное сотрудничество в редакции «Нового времени». В письме к Чехову от 31 декабря 1888 г., еще не зная о том, что предложение это и готовность Чехова принять его имели полушутливый характер (см. XIV, 279), Плещеев подчер­кивал, что, хотя условия, предложенные Сувориным, «блистательны», но, как и многие уважающие талант Чехова, он не желал бы видеть писателя членом «армии нововре- менцев». Поэт предупреждал Чехова, что в качестве штатного сотрудника газеты ему придется писать и передовые статьи, и заметки, вследствие чего он «втянется в газет­ную работу, истощающую человека, высасывающую из него силы, измочаливающую его нервы». (Здесь и далее цитаты из публикуемых ниже писем Плещеева к Чехову даются без ссылок, только с указанием даты.)

Относясь резко отрицательно к этой газете, как и к политическим взглядам ее издателя, Плещеев предостерегал Чехова от положительного ответа на предложение Суворина, считая, что подобная работа «непременно пагубно отразится на его таланте». Замечая, что появление время от времени на страницах «Нового времени» рассказов Чехова не дает оснований делать писателя «солидарным» со всем, что печатается в газете, поэт обращал внимание его на то, что, став штатным сотрудником ее, он будет нести «ответственность за всякую пакость какого-нибудь Жителя, Никольского или черт знает кого... Очень, очень будет прискорбно, если это осуществится...» (31 декабря 1888 г.).

Хотя Чехов и возразил Плещееву («Мои взгляды на дело и отношения к людям не мешают мне поступить в газету».— XIV, 279), но, как известно, он не принял пред­ложения Суворина, и, возможно, не последнюю роль в этом отношении сыграла пози­ция Плещеева5 . Плещеев не только содействовал появлению первой крупной ве­щи писателя — повести «Степь», — но и с удовлетворением встретил одобрительный отзыв о ней Салтыкова-Щедрина. «Я сегодня был у Салтыкова. Он редко кого хвалит из новых писателей. Но о „Степи" Чехова сказал, что „это прекрасно" и видит в нем действительный талант», — писал Плещеев своему сыну А. А. Плещееву в письме 6 апреля 1888 г.6

Плещеев вводит Чехова в круг передовой литературы Петербурга, знакомит его с лучшими писателями, артистами, общественными деятелями 7. Так, у Плещеева Чехов познакомился с Гаршиным: «Милый друг Всеволод Михайлович. Завтра, 7 в^ечера) в воскресенье, вечером у меня будет Чехов, который в понедельник уезжает. Вы бы сделали мне большое удовольствие, если бы пришли также»,— писал Гаршину Плещеев 12 декабря 1887 г. (ИРЛИ, ф. 70, № 115, л. 1).

Когда через несколько месяцев после этого Гаршин умер и Плещеев стал одним из инициаторов издания сборника его памяти, поэт привлекает к участию в нем и Че­хова: «У нас имеется в виду несколько хорощих имен: Салтыков, Короленко, Гл. Успен­ский,— надеемся, что и Чехов будет»,— писал он Чехову 2 апреля 1888 г.

Плещеев приглашает Чехова на публичные заседания Литературного фонда и осо­бенно настойчиво — на собрание, посвященное памяти Гаршина: «Очень уж хочется вас ... петербургской публике показать» (1 апреля 1888 г.).

Чехов относится с большим уважением к Плещееву как поэту и передовому обще­ственному деятелю. «Дебютируя в толстых журналах, я хочу просить вас быть моим крестным батькой» (XIV, 23; см. также 20—21). Охотно согласившись напечатать по­весть в «толстом» журнале и зная требовательное отношение Плещеева к художествен­ному произведению, Чехов писал поэту: «...есть в моей повестушке места, которыми я угожу вам, мой милый поэт, но в общем я едва ли потрафлю» (XIV, 21).

Чехову было дорого, что Плещеев никогда не отделывался общими, ничего не значащими словами, «восхвалениями», а со всей откровенностью и прямотой выска­зывал свое мнение, как ни неприятно оно иногда было молодому автору. В отзывах Пле­щеева Чехов видел тонкого ценителя и доброжелательного, беспристрастного критика, отстаивающего лучшие традиции реалистической литературы. Вполне можно верить брату писателя Михаилу Павловичу, когда он писал, что «к А.Н. Плещееву Антон Пав­лович относился с глубоким уважением, дорожил его мнением» (М. П. Ч е х о в. Антон Чехов и его сюжеты. М., 1923, стр. 56).

Личное отношение Чехова к Плещееву было неизменно доброжелательным, но не без оттенка трезвого скептицизма. Рассказывая в письме к Суворину о жизни на Луке, где летом 1888 г. гостил Плещеев, Чехов иронизирует над теми обитателями линтваревской усадьбы, которые глядят на поэта «как на полубога, считают за счастье, если он удостоит вниманием чью-нибудь простоквашу» (XIV, 118). Это всеобщее прекло­нение не могло не влиять на престарелого поэта. И Чехов с присущим ему юмором отмечает это в том же письме:«3десь он изображает из себя то же, что и в Петербурге, то есть икону, которой молятся за то, что она стара и висела когда-то рядом с чудо­творными иконами» (там же). Но хотя Плещеев и не был «чудотворной иконой», т. е. не принадлежал к числу великих деятелей сороковых — шестидесятых годов, тем не менее он возбуждал в Чехове симпатию и искреннее уважение. Переходя в серьезный тон, он заканчивал: «Я же лично, помимо того, что он очень