среде рабочих стали формироваться писатели, артисты, художники. Широкое распространение получили традиции Джо Хилла.

Сейчас я работаю над сборником, посвященным журналу «Нью Мэссиз» и его авторам. Скорее эту книгу можно назвать антологией литературы тридцатых годов, Я отобрал для этой антологии лучшие произведения того времени и пишу к ней. предисловие. В ходе работы над этим сборником мне стали ясны две вещи. Во-первых, талантливые писатели того времени не имели возможности достичь творческой зрелости—многих из них соблазнила работа в Голливуде либо другие заманчивые перспективы, а затем началась война. Все мы были детьми своего времени, детьми тридцатых годов. А главным для этой эпохи было появление так называемой «пролетарской литературы», созданной серьезными, боевыми, зачастую талантливыми писателями. Но в силу многих причин, в том числе и тех, о которых сказано выше, мало кому из них удалось достичь чего-нибудь значительного.

Затем из среды молодых писателей выделились «гиганты». Они испытывали сильнейшее воздействие атмосферы тридцатых годов, хотя многие из них начали свою творческую деятельность в двадцатых годах и отнюдь не намеревались создавать «пролетарскую» литературу. Я имею в виду Драйзера, Синклера Льюиса, Хемингуэя, Фицджеральда, Томаса Вулфа, Фолкнера, Ленгстона Хьюза, Карла Сэндберга, Уолдо Фрэнка и других. Без них нельзя представить себе литературу того периода. Следует добавить к ним Шервуда Андерсона, который в своем романе «В ногу» также попытался примкнуть к пролетарской литературе. Это пытались сделать почти- все писатели: и Дос Пассос, отрекшийся впоследствии от всего, чем он жил в молодости; и Стейнбек—в «Гроздьях гнева» ему удалось превосходно рассказать о фермерах Оклахомы, а потом начался .упадок. Если бы Томас Вулф лучше знал среду рабочих, он сумел бы написать о них действительно хорошо, его отец был искусным ремесленником-каменотесом, но у Вулфа не было чувства, коллективизма, ощущения солидарности с массой, которре отличает рабочих середины XX века как в Америке, так и всюду на земле. В тридцатые годы мы стремились выразить это ощущение, кое-что нам удалось сделать, хотя и в грубых формах; и все же о рабочих в то время писали с воодушевлением, и это вселяло надежду.

Еще несколько слов о Ричарде Райте. Его ранние опыты были удачными. Райт нашел своих героев в среде негритянских рабочих Юга. Но затем он отошел от пролетарской литературы, долго плутал и лишь перед смертью вновь возвращается к ней. Как много творческих трагедий в нашей многообещающей американской литературе!

Вот почему нельзя утверждать, что рабочий занял в нашей литературе подобающее ему место. Я полагаю, что это относится не только к американской литературе—во всей современной литературе Запада вряд ли удастся обнаружить правдиво и точно воссозданный образ рабочего. Говоря так, я прежде всего имею в виду изображение жизни индустриального рабочего—во всяком случае, американская и английская литературы свидетельствуют об отсутствии мастерства в обрисовке этого существеннейшего героя современной действительности.

К сожалению, никому ещё не удалось описать мучительно однообразный и изнурительный промышленный труд. Как ни странно, лучше всех сумел сказать об этом Чарли Чаплин в картине «Новые времена». Он создал образ рабочего, окончательно изношенного к сорока Годам, человека, не способного угнаться за темпом конвейера. До сих пор никому еще не удалось выразить разочарование рабочего в жизни, его отчуждение от процесса творчества; никто .не сумел , рассказать о его тщетных попытках разрешить материальные и духовные проблемы своего бытия. Вместо этого литература сосредоточивает внимание читателя на сексе, жестокостях, извращениях, на пагубных последствиях бездушного, безрадостного круговорота современной американской жизни. Никто не запечатлел Нью-Йорк, парализованный шестидневной забастовкой транспортных рабочих. А между тем это характерный штрих в картине современного индустриального труда, примечательная черта века пролетариата, века, его страданий и битв, Пока еще нет книг, рассказывающих о попытках рабочего снизить лихорадочный темп жизни, о его повседневных трудностях. Никто не отразил нежелание рабочего вести бессмыс-леннукэ и жестокую войну во Вьетнаме, создающую атмосферу, в которой для каждого юноши естествен отказ от призыва в армию. Американским писателям не удалось отразить священную борьбу за мир, являющуюся характерной чертой жизни нашей молодежи. На осуществление этой задачи потребуется время. Тема борьбы за мир уже начинает звучать в нашей поэзии и народных песнях. Я убежден в том, что она найдет воплощение и в наших рассказах и романах.

Но одним из самых существенных пробелов в американской литературе является отсутствие книг о героической борьбе негритянского народа, рабочих-негров. Уже много лет в США, то затухая, то вновь разгораясь, идет гражданская война, она проявляется иногда в мощных взрывах, подобных- недавним событиям в Калифорнии или тем, о которых мы читаем сейчас в газетах.

И говоря об образе рабочего в нашей литературе, не следует забывать о том, что 95 процентов негритянского населения— рабочие.

Есть основания утверждать, что в американской литературе начался расцвет, порожденный молодыми негритянскими талантами нашей страны. Я думаю, что благодаря ему в нашей литературе складывается новое направление. И вьрсод негров на литературную арену будет, возможно, способствовать появлению рабочего в нашей литературе.

Я думаю, что число новых писателей, которые уже заявили о себе в литературе как крестоносцы мира, будет расти по мере эскалации опасности, угрожающей американскому народу и всему миру. Я вижу молодых писателей, пришедших из рабочей среды, писателей, знающих страдания и мечты рабочих. Это им, сыновьям и дочерям наших трудящихся, предстоит создать образ рабочего на страницах своих книг.

1967 г.

УИЛЬЯМ САРОЯН

САМЫЙ НЕИСЧЕРПАЕМЫЙ ЖАНР

Рассказ — вещь бесконечная. Удивительно, какую малую частицу этой бесконечности удалось до сих пор показать писателям вообще ви как мало ее форм доступно одному писателю,— это относится и ко мне, относится больше, чем к любому другому.

В самом сюжете рассказа таится немало возможностей, а уж все остальное, что составляет рассказ, поистине неистощимо. Жизнь неисчерпаема, а для писателя самой неисчерпаемой формой является рассказ. Пока есть на свете писатели и пока