К разделу забавных курьезов относится то, что несколько лет спустя Августа Стриндберга привлекут к сотрудничеству (под псевдонимом) в журнале Жюльетты Адам La Nouvelle Revue46.

* * *

Между тем не все воспринимали заслуги изобретателя динамита столь же позитивно, как Август Стриндберг. В Великобритании дела шли трудно. Инспектор по взрывчатым веществам Мадженди приостановил в Великобритании производство гремучего студня, и у шотландской динамитной компании Nobel Explosives начались финансовые трудности. Осенью 1883 года Альфреду понадобилось быстро высвободить часть капитала. Он обратился к брату Людвигу, который мог перевести дух после ужасного положения весной. «К сожалению, трудно», – ответил Людвиг.

Альфред, немалая часть состояния которого теперь была вложена в нефтяную компанию, решил разобраться почему. В результате на свет появился 28-страничный меморандум о финансовом положении Товарищества нефтяного производства братьев Нобель с прилагаемыми советами и рекомендациями. В начале декабря он отослал все это в Петербург. Лучше бы он этого не делал. Ответное письмо Людвига буквально пышет гневом.

«Если бы ты знал, какую безграничную боль мне нанесли все эти ненужные пояснения, ты сжалился бы надо мной и оставил меня в покое. Ты по своей обычной привычке упустил из виду пару мелочей, а именно что я знаю дело куда лучше тебя, что я сам всегда полностью доверял и доверяю предприятию, что я всегда брал на себя всю полноту ответственности за него… Будь добр, прими это во внимание, если снова почувствуешь тягу к размышлениям о прошлом; исходи из того, что перед тобой не только предприниматель и бухгалтер, но и человек, наделенный сердцем и честью, с твердым намерением исполнить свой долг. Я так возмущен всем тем неприятным обращением, которому подвергся, что сделался совершенно больным»47.

Тщательный разбор, устроенный Альфредом, Людвиг истолковал как «пароксизмы язвительности». Лишь некоторое время спустя он понял, что Альфред действительно нуждался в деньгах для собственных дел. «В следующий раз будь откровеннее!» Людвиг устроил все необходимое, а затем написал, что надеется – они вскоре найдут пути к тому «естественному чувству, которое всегда порождала братская любовь». Несколько успокоившись, он оказался в состоянии поблагодарить Альфреда за все его труды и за всю ту помощь, которую тот оказал нефтяной компании. «Надеюсь, ты не хранишь неприятных чувств по поводу тех боев, которые ушли в прошлое, – писал он. – Победа будет наша, и имя Нобелей будет прославлено, в том моя цель, как и твоя»48.

В Стокгольме 80-летняя Андриетта Нобель пыталась понять, что происходит между братьями. Они разошлись в мнениях по деловым вопросам, больше ей ничего не сообщали. Как обычно, Альфред навестил ее в сентябре перед днем рождения. Она вспоминала, как приятно было просто сидеть и смотреть на него в спокойной обстановке. С любовью смотрела она на серебряную вазу, которую он подарил ей, с благодарностью упоминала посланные ей 3000 крон, пришедшие несколько недель спустя. Благодаря Альфреду она могла жить в роскоши, развлекаться и развлекать своих подруг театрами и поездками в экипаже. «Меня очень порадовало бы в скором времени получить несколько строк от того, кого, как ты знаешь, я люблю больше всех», – прямодушно писала она Альфреду. К Рождеству прибыли новые подарки от Альфреда, а также гостинцы племянникам, детям кузенов и «для всего семейства». Андриетта вновь подумала о размолвке, мучившей братьев. «Но скажи мне, как это возможно, что ты, чьи мысли заняты столь важными предметами, находишь время для таких проявлений заботы и внимания», – писала она младшему сыну49.

Между тем пятидесятилетний юбилей самого Альфреда в октябре того же года, похоже, промелькнул незамеченным.

Вскоре Людвигу Нобелю довелось испытать долгожданную и заслуженную славу. В 1884 году британский писатель Чарльз Марвин, корреспондент в России, выпустил с размахом написанную книгу о нефтяной промышленности России. В ней он превознес до небес «двух выдающихся шведов»: Роберта и Людвига Нобелей. Марвин заявил, что они своей гениальностью произвели революцию в российской нефтяной промышленности, добившись огромных промышленных и технических достижений.

Осенью 1884 года Людвиг Нобель отправился в Баку, где рабочие сердечно приветствовали и восхваляли его на открытии коттеджного поселка Вилла Петролеа. В здании клуба под звуки Нобелевского оркестра благодарные сотрудники пронесли Людвига в королевском кресле по всему залу50.

Альфреду Нобелю тоже досталась своя доля славы. В середине апреля 1884 года он получил телеграмму от Адольфа Нурденшёльда: «Поздравляю с избранием в самую знаменитую Академию Швеции [Королевская Шведская академия наук]». Сообщение стало сюрпризом для Альфреда, столь же неожиданным, сколь и радостным, как он написал в ответе. «Столь высокая оценка, за которую я должен благодарить лишь твою благую волю и твое влияние, заставляет меня краснеть от сознания, что я ее не заслужил. Я воспринимаю слова, сказанные тобой и коллегами не как похвалу за то немногое, что я успел создать, но как побуждение к будущей деятельности. Если с таким импульсом мне не удастся принести пользу в области прогресса, то лучше я живьем похороню свою душевную убогость в каком-нибудь неизвестном уголке мира»51.

В целом Альфред скептически относился к многочисленным почестям, распространенным в то время. Награждение медалями казалось ему делом глубоко субъективным. Он любил поговаривать, что орден Почетного легиона получил за счет личного знакомства с бывшим французским министром и что за шведский орден Полярной звезды он должен благодарить свою кухарку (или ее великолепное ублажение «высокопоставленных животов», читай: Нурденшёльда). Когда бакинская компания хотела в честь его назвать один из танкеров «Альфред Нобель», он лишь фыркнул. «Против сего есть явные возражения. Во-первых, это Она[46]… а поскольку Вы подчеркиваете, что она прекрасна и современна, было бы плохим знаком назвать ее в честь старой развалины». Однажды Альфред узнал, что его портрет (вместе с портретами отца и братьев) входит в публикацию о выдающихся шведских промышленниках. Он попросил издателя убрать его: «Я не заслужил известности и не имею вкуса к ее журчанию»52.

Всеобщее признание – одно. С научной репутацией дело обстояло иначе. Альфреда Нобеля огорчало то, что ни одна из полученных им наград не подтверждала ценности его отдельных изобретений. Он мог испытать сильный гнев, когда его трудовые заслуги принижались. Однажды директор австрийской динамитной компании написал в информационной брошюре, что Альфред Нобель изобрел динамит случайно. Такое пренебрежительное отношение к его усилиям изобретатель никак не мог спустить53. Обиделся Альфред и тогда, когда в 1882 году его не пригласили на открытие Готардского железнодорожного тоннеля, хотя строительство стало возможным исключительно благодаря его изобретению – динамиту. Неужели никто не замечает его заслуг перед человечеством?54