Но превращение annona в постоянную обязанность еще никоим образом не решило проблему налогов. Самым главным оставался вопрос соответствующего обстоятельствам, независимого определения размера налога. В III в. этот вопрос по-разному решался в отдельных провинциях. В Египте в основу был положен земельный кадастр, в урбанизированных провинциях — результаты ценза и платежеспособность различных городов и других крупных единиц налогообложения (имперских и сенаторских владений, а также земельных владений храмов и вассальных князей). Для Диоклетиана такая система была чересчур сложна и слишком подробна. Ее осуществление основывалось в большинстве провинций на деятельном участии городов, и было нелегко сразу разобраться во всех ее деталях. Гораздо проще оказалось отказаться от опыта столетий и ввести более простую систему оценки. Возделываемая земля, независимо от того, использовалась ли она для посевов или посадок, делилась на iuga. Размеры iugum были различны в зависимости от того, где находился участок, — в долине или на склоне горы, и от того, что на нем производится, — зерно, вино или оливковое масло. Но на этом вся дифференциация заканчивалась. Местные условия почти не принимались во внимание. Правда, может статься, что наши представления о реформе Диоклетиана, в том неполном виде, в каком она нам известна, рисуют ее более непритязательной, чем она была на самом деле. Возможно, система была менее косной, чем кажется, может быть, она предусматривала учет местных особенностей. Так или иначе, но основные ее принципы нам известны, и они свидетельствуют о тенденции к упрощению налоговой системы, пусть даже в ущерб налогоплательщикам. Возможно, у императора были намерения сделать систему понятной для крестьян, от которых зависела ее действенность, и равномерно распределить бремя налогов, приходящихся на долю населения. Если во времена военной монархии императоры стремились к тому, чтобы выглядеть в глазах humiliores справедливыми и щедрыми, то впоследствии этой политикой никогда не пренебрегали, по крайней мере теоретически, и Диоклетиан также ее придерживался. Возможно, Диоклетиану из собственного опыта было известно, что такое iugunr, он использовался в качестве налоговой единицы, кажется, у иллирийцев или фракийцев, экономическая жизнь которых регулировалась еще племенными традициями.

Разделение на iuga — iugatio — составляло, однако, лишь одну сторону системы Диоклетиана. Участок земли мертв без применения рабочей силы: один iugum предполагает один caput — одну голову, одного человека, который этот кусок обрабатывает. В III в. остро встал вопрос обеспечения рабочей силой. Население империи все больше теряло свою привязанность к земле. Если людям плохо жилось на одном месте, они тут же отправлялись искать счастья в другом. Мы привели целый ряд документов, в которых в качестве последнего козыря звучит угроза со стороны крестьян в случае отказа в их просьбе пуститься в бегство и найти себе другую родину. В Древнем мире существовала твердая вера в то, что человек имеет на земле свое определенное место, origo или ιδία. Но только крепостные в древних восточных монархиях были прикованы к своему месту жительства. С тех пор как Римская империя объединила цивилизованный мир, все люди получили свободу перемены места жительства по своему усмотрению. Но такая свобода передвижения могла нанести ущерб примитивному iugatio Диоклетиана. Участок земли, который обрабатывался сегодня, завтра мог оказаться в запустении: крестьянин бросал его и оседал на земле где-нибудь в другом месте или же вообще оставлял крестьянский труд и подавался в город, вливаясь в толпу городского пролетариата. Доход с большого земельного владения зависел не от числа iuga, а от числа capita. Постепенное сокращение населения империи, в особенности уменьшение числа крестьян, привело к тому, что мерилом размера налога стал не столько iugum, сколько caput. А во времена после Диоклетиана налоговой единицей стало сочетание того и другого. Каждый, кто возделывал участок, обязан был заявить о том, сколько земли он обрабатывает и какое количество capita на нем работает, включая животных. Это заявление налагало на человека ответственность за его землю и за его capita: где бы он ни был, он был обязан выплачивать определенный за эту землю налог. Составляя единое целое со своей землей, он терял свободу передвижения, оказывался прикованным к своей ячейке и своей работе точно так же, как его предшественники, «царские крестьяне» восточных и эллинистических царей. Для Египта и для части Малой Азии эта система не представляла собой ничего нового, как, возможно, и для некоторых кельтских областей; новое заключалось в том, что в жизнь воплотилась, найдя всеобщее применение, та система, которая во времена Адриана, казалось, была уже обречена на полное исчезновение.

Та же примитивная система оценки использовалась и при начислении других налогов, среди которых не было ни одного нового. В то время как потребность государства в продуктах питания и определенном сырье покрывали землевладельцы, необходимые денежные и мануфактурные товары поставляли в основном города и их жители. Для ремесленников и лавочников действовал единый налог. Как он вычислялся, мы не знаем. Далее, они обязаны были поставлять государству или городу мануфактурные товары в определенном количестве по особой цене. Крупные землевладельцы, сенаторы, платили специальный денежный налог за свои владения (collatio glebalis). Наконец, ремесленники, города и сенаторы каждые пять лет должны были выплачивать традиционный коронный налог (под различными названиями); к этому добавлялся особый налог, если на трон вступал новый император. Реорганизация налогообложения не поколебала принципа чрезвычайных поборов. В военное время, как и раньше, обычным делом были реквизиции и грабежи, а к длинному перечню налоговых обязательств по-прежнему добавлялись принудительные работы и предоставление тяглового скота для транспортных целей (άγγαρεϊαι). Насколько тягостной была последняя обязанность, показывают положения Кодекса Феодосия и речь Либания Περί των αγγαρειών. Итак, мы повсюду встречаем одну и ту же политику: упрощение системы и одновременно — грубое принуждение, к которому Древний мир привык в мрачные времена III в.

О порядке сбора налогов мы уже говорили. Система города-государства, предусматривающая посредничество налоговых арендаторов, во времена первых императоров в основном уже не использовалась, а в тех сферах налогообложения, где она еще сохранилась, таких как таможни и сбор натурального и денежного налога в имперских владениях, она существенно улучшилась. Был создан мощный специализированный отряд государственных служащих, которые должны были противостоять попыткам налоговых арендаторов обмануть налоговую казну и налогоплательщиков. Однако, за исключением· отдельных налоговых сфер, находившихся под непосредственным контролем государства, — налоги на наследство, освобождение, торги и таможня, — все налоги собирали города и через своих представителей направляли их в кассу соответствующей провинции. Каким образом их собирали, государству было безразлично. Сотрудничество государственных служащих (наместников провинций и их штата, а также императорских прокураторов) с городскими чиновниками ограничивалось совместным утверждением объема налогов, которые город был обязан собрать; основой служил муниципальный ценз, а также аналогичный ценз, который был установлен центральными властями для всей провинции. В то время как городам, с одной стороны, была предоставлена свобода, императоры, с другой стороны, настаивали на двух важных пунктах: во-первых, при оценке размера налогов следовало действовать по закону и справедливости, и во-вторых, налоги должны были выплачиваться в полном объеме и без задолженностей. Ответственность за это несло управление общины. В действительности в тяжелые времена задолженностей было много, и очень часто император аннулировал их полностью или частично. Чтобы усовершенствовать механизм сбора налогов и охранить государство от нерегулярности их поступления, императоры назначали особых служащих высокого звания, которые служили опорой деятельности наместников и прокураторов, помогая городам управлять их финансами. Начиная со времен Адриана они пытались воспрепятствовать накоплению задолженностей, возлагая ответственность за их ликвидацию на самых богатых членов общины, в особенности если речь шла о чрезвычайных поставках и дополнительных налогах. В III в., когда обязанности выплаты налогов, обеспечения транспорта для государственных целей и снабжения армии оказались непомерно тяжелы, усилилось давление, которое император оказывал на муниципальную буржуазию, и ее ответственность перед государством с тех пор стала детально регулироваться. Широко применялись меры принуждения, поскольку буржуазия все больше нищала и ее численность сокращалась и поскольку платежеспособность тех, кто обязан был платить, уменьшалась. Были урезаны некоторые из важных прав, которыми были наделены свободный человек и римский гражданин, а значит, по закону это распространялось и на муниципальную буржуазию. Методы, которыми теперь пользовались власти, были строгими, иногда насильственными. И все же буржуазия оставалась привилегированным классом населения провинций и продолжала пользоваться некоторыми прежними льготами.