Толпа зааплодировала. Пройдя мимо стола, Рейган направился к специальному возвышению, чтобы взять президентскую печать.

«Спасибо и добро пожаловать в Белый дом, — сказал Рейган. — Минуту спустя я сяду за этот стол, возьму ручку и подпишу документ о самой радикальной реформе налогового законодательства в истории нашего народа. Всем, кто долго и напряженно трудился, чтобы приблизить наступление этого дня, и сегодня собрался здесь, я выражаю благодарность от своего имени и от имени всего народа».

К этому дню вел долгий путь. Он начался в 1982 году, когда сенатор Билл Брэдли и член палаты представителей Ричард Герхард предложили демократическую версию налоговой реформы. В 1984 году Дональд Риган, министр финансов, обнародовал свою версию, и в 1985 году Рейган во время своего второго срока принял налоговую реформу, коренным образом изменив центральную часть внутреннего законодательства.

Закон был ошеломляюще прост. Более десятка налоговых категорий, ставка которых варьировалась от 11 до 50 %, были заменены на две базовые категории. Для высшей категории ставка налогообложения составляла всего 28 %. Взамен были аннулированы сотни скидок и льгот, которые позволяли сократить сумму уплачиваемого налога. Новое законодательство почти полностью уничтожило налоговые укрытия, использованию которых благоприятствовали нормы первого налогового законопроекта Рейгана.

«У меня такое ощущение, что мы только что провели чемпионат страны по налоговой реформе, — сказал Рейган, и толпа засмеялась. — И американский народ выиграл».

«Налоговая реформа — вздор, — сказал Дарр исполнительному комитету Prudential-Bache. — Она никак не повлияет на продажи товариществ».

Болл невозмутимо слушал выступление Дарра. Несколько месяцев высшее руководство Pru-Bache с тревогой наблюдало за движением закона о налоговой реформе в конгрессе. Кое-кто чувствовал облегчение каждый раз, когда казалось, что реформа вот-вот провалится, и приходил в смятение, когда законопроекту удавалось еще на один шаг приблизиться к статусу закона. Летом 1986 года, когда стало понятно, что налоговая реформа — это реальность, Болл начал спрашивать Дарра, сможет ли отдел прямых инвестиций выжить. Дарр убежденно заверял его, что группа не просто выживет, но будет процветать. И теперь, когда законопроект стал законом, Дарр излагал свою оптимистическую точку зрения исполнительному комитету фирмы.

В значительной мере выживание подразделения было эпитафией планам Болла и Дарра.

Переключившись в 1982 году со сделок, ориентированных на налоговые льготы, на сделки по приобретению собственности, подобные товариществам по инвестициям в энергетические компании, они заняли особую нишу в данной сфере. Они были убеждены, что этому бизнесу не страшны никакие изменения налогового законодательства, которые намерен осуществить Вашингтон.

Разумеется, потенциальные налоговые скидки на такие активы, как недвижимость, являются составляющей его цены и стимулируют желание покупателя приобрести их. Собственность, не предполагающая налоговых скидок, будет стоить меньше, чем та, что подпадает под льготы такого рода. Но Дарр заявил комитету, что отмена налоговых льгот Вашингтоном не играет никакой роли для будущего отдела прямых инвестиций.

«Здание, которое в прошлом месяце стоило 20 млн долл., сегодня будет стоить 12 млн, — сказал он. — Цена изменится мгновенно. Это рынок с высоким уровнем конкуренции. Мы просто покупаем по более низкой цене и извлекаем из этого прибыль».

То, что он говорил, было абсурдом чистой воды, — любой лоббист Национальной ассоциации торговцев недвижимостью или специалист по строительству мог без труда доказать, что проект налоговой реформы отправит недвижимость в длительную рецессию.

Жилое здание — это не акции, котировки которых меняются мгновенно. В подобной ситуации цены на неликвидную недвижимость начинают медленно падать, и этот процесс растягивается на годы, пока покупатели и продавцы пытаются понять подлинную цену данного имущества. Через этот процесс не проходил еще никто в сфере недвижимости.

Но заверения Дарра успокоили Болла. Подразделения, которые занимались товариществами на Уолл-стрит, закрывались, но Болл не обращал на это внимания, считая, что причиной тому — их неумение планировать. Он был уверен, что у него работают лучшие специалисты по товариществам. На их суждения можно положиться. Не зря в рекламе Prudential-Bache говорится о «мудрой рыночной стратегии». Отдел прямых инвестиций будет крепнуть и дальше. Сейчас, когда так много фирм выбывает из бизнеса, надо постараться поднять уровень продаж Prudential-Bache и начать извлекать прибыль из своего опыта.

«Хорошо, Джим, — сказал Болл с улыбкой. — Давай попробуем».

Клифтон Харрисон стоял у себя дома в Далласе, держа телефонную трубку на некотором отдалении от уха. Даже так он слышал, как на другом конце линии Джоэл Дэвидсон, юрист из Prudential-Bache, кричит на него.

«Сэр, я искренне не понимаю, почему это мои обязательства, — сказал Харрисон. — Возможно, я не понял что-то из того, что мистер Хоффштедтер сказал немецким инвесторам. Я не говорю по-немецки».

Дэвидсон был в бешенстве. Обязательства перед инвесторами из Германии были изложены по-английски. Они были подписаны рукою Харрисона. Это были обязательства Харрисона. Он должен выполнить свои обещания. Ставки слишком высоки.

Наконец после переговоров, которые продолжались несколько дней, Харрисон согласился на требования Prudential-Bache. Он возьмет на себя ответственность за возвращение инвесторам, которые вкладывали средства в Бессемер и Ки-Уэст, их денег, но фирма предоставит ему ссуды для выплаты долгов.

В начале ноября 1986 года Дэвидсон составил описание сделки между Харрисоном и Prudential-Bache. По данному соглашению Pru-Bache должна была выделить Харрисону ссуду на сумму около 1,9 млн долл. в обмен на два прямых векселя с его стороны. Выплата процентов по векселям должна осуществляться ежеквартально. В качестве обеспечения Харрисон должен взять ипотечный кредит под торговый центр в Бессемере, штат Алабама, в пользу Prudential-Bache. Харрисону не разрешается продавать недвижимость в Бессемере, и все поступающие от нее средства должны идти на выплату процентов по ипотечному кредиту.

Харрисон принял эти условия. В соответствии с ограничительным договором он отказывался от всех прав на собственность в Бессемере до тех пор, пока не вернет Prudential-Bache 1,9 млн долл. Фактически собственность в Бессемере теперь принадлежала Pru-Bache.

Юристы Prudential-Bache были довольны, что им удалось отстоять интересы фирмы. Вместе с тем оставалась одна серьезная проблема. Сведения об ипотечном кредите подлежали раскрытию. Если они появятся в документе, доступном инвесторам и юристам товариществ Харрисона, это станет прямым доказательством финансовых проблем Харрисона. Кроме того, это приведет к раскрытию обязательств Харрисона перед инвесторами Бессемера и Ки-Уэста. Продав доли в товариществах Харрисона на сумму более 250 млн долл., фирма ни в одном документе не раскрыла его обязательств перед инвесторами Германии. Любой инвестор, который узнает об этом, может подать в суд.