Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Позже, когда Уни чуть лучше освоил язык и не в пример глубже погрузился в культуру этой страны, он с содроганием вспоминал свой первый опыт. Нарушать порядок слов в предложении, искажая смысл – это простительно. Игнорировать традиционные вступления, в которых говорящий в сжатом виде представляется и просит прощения за нарушение личного пространства собеседника, – ну что же, чужеземец может и не знать о таких тонкостях. Но вот с ходу грозить чужому монарху извращенной расправой и отъемом его богатств – это было очень своеобразным способом установления дипломатических отношений. Впрочем, сейчас все пребывали в блаженном неведении. Санери важно кивнул головой и застыл с довольной улыбкой.
Уни вцепился взглядом в фигуру за ширмой. Фигура пребывала в молчании. Создавалось впечатление, что осмысление услышанного погрузило ее в гипнотический транс.
– Вы уверены, что все правильно перевели? – скосив глаза, одними губами прошептал Санери.
Уни недовольно нахмурил брови. Посол мелко затряс головой и с достоинством стал ждать. Снова повисла тишина, в которой все боялись даже своего дыхания. Все, кроме Уни. Для него страх исчез. Исчезло напряжение, дрожь в коленках и холод во внутренностях. Шаг был сделан, и где-то в глубине родилось ощущение, что жизнь его уже никогда не будет прежней. Уни ощутил себя хозяином положения, а всех остальных вокруг – зависящими от его воли. Это был не рациональный вывод, а чисто животное чувство, словно инстинкт дергал его сознание за ниточки и заставлял нести себя в этот мир не так, как раньше.
– Неймэер. Айзиенду. Каийе. Униворси. Энтамо. Легинолей. Амворсутэй…
Человек за ширмой застал его врасплох. Его голос был необычайно спокойным и резонировал, казалось, все время на одной ноте. Каждое слово выделялось интонационной паузой и скользило по воздуху настолько легко, словно вирилан элегантно разбрасывал вокруг себя лебединый пух. Это походило на набор заклинаний, которые сразу отпечатывались в голове.
Уни был готов броситься сквозь запретную зону и расцеловать этого неведомого доброжелателя, сжалившегося над его лингвистическими способностями и потому настолько четко произносившего каждый звук, что даже такой знаток вириланского, как Уни, спокойно мог разобрать сказанное. Это потом он с досадой поймет, что для вириланов подобная манера речи является нормой, и будет проклинать эту завораживающую интонацию, которая шла вверх в начале каждого слова и также симметрично стекала вниз в конце. Словно капли воды монотонно долбили макушку, как в древней герандийской пытке.
– Что он говорит? – снова забеспокоился посол.
– Он говорит, – с воодушевлением выдохнул Уни, – что его зовут Нимэийериэсэ Такатиэйиеней, и он просит у нас прощения за то, что его голос вторгается в наши тела и таким образом нарушает их целостность. А также, со смирением и следуя установленному порядку, благодарит нас за то, что наше появление позволило ему ощутить свое истинное место в этом мире.
– Что? – не понял с ходу Стифрано. Как его зовут?
– Нимер Такатин, – проявил изворотливость Уни, изменив имя на герандийский лад.
– Какой сложный язык! – опасливо прошептал Нафази. – А дальше?
– Местный ритуал вежливости, – пояснил опытный Санери. – Это все?
– Нет, – довольно ответил Уни. – Это я просто своими словами дал развернутый перевод, чтобы понятней было.
– По существу он что сказал? – терпеливо поинтересовался посол.
– По существу он сказал, что помочь нам увидеть их императора он не сможет! – радостно выдал Уни, испытывая головокружение от своих языковых успехов.
– Идиот! – одними губами зло прошептал Гроки.
– А кто сможет? Спросите у него! – Санери словно взял своего переводчика за плечи и резко развернул его в сторону практического решения проблемы.
Уни прошептал извинения и обменялся с вириланом несколькими фразами. Говорил он теперь более уверенно, в тон своему сокрытому собеседнику. Тот отвечал так же беспристрастно.
– Таких в целом мире не существует.
Санери задумался. Богемо неловко улыбался, словно хотел что-то сказать, но стеснялся. Хардо выглядел совершенно безразличным, а Стифрано только кривил губы.
– Скажите ему, что если он нам поможет, то станет личным другом нашего императора со всеми причитающимися выгодами этого положения, – наконец, разродился посол.
– Взятку предложить? – конкретизировал Уни.
– Очень деликатно, – цинично пояснил Санери.
Уни постарался сформулировать мысль крайне расплывчато, прикрыв коррупционную составляющую идеей об общем благе. В ответ вирилан заявил, что благо, несомненно, будет достигнуто, но каждый должен добиваться его на своем месте.
– Он говорит, что перевозит товары. Это его место. Мы – посольство, это наше место. У нас – разные места, и с этим ничего нельзя сделать.
– Он может помочь нам связаться с императорскими чиновниками? – в лоб спросил Санери.
Уни напрягся, ибо не знал, как по-вирилански будет «чиновник». Словно читая его мысли, вирилан не стал ждать ответа и добавил от себя несколько слов:
– Рэйуру. Аэхеси. Нуайнор. Исийгенда.
– Ну, что же вы молчите? – не смог скрыть волнения Богемо.
Уни облизал губы. Каким-то шестым чувством он понимал, что это самая важная часть их беседы, но перевести ее было сложнее всего.
– Кажется, он сказал что-то вроде: «Стена внутри дома, выйдите наружу». Звучит как поговорка.
– Как бы витиевато ни звучало, но это отказ иметь с нами дело. Нас просто выставили за дверь, – неожиданно хладнокровно резюмировал Стифрано. И это был первый случай, когда у первого посла не нашлось что ему возразить.
* * *
Уни всегда несколько опасался капоштийцев. И вовсе не потому, что могут закрутить языком и обобрать до нитки. Нет. Просто было в них нечто звериное. И не только обильная растительность на теле. От громких голосов Уни вообще всегда вздрагивал, а эти просто не могли общаться иначе. Да еще и подбирались почти вплотную, брызгая слюной, корча рожи и лапая мокрыми от пота руками. Словно всегда несли в закромах души какую-то необузданную страсть, что-то от природного мира, можно даже сказать – животное. Уни всегда казалось, что корифеи торговли должны быть людьми хладнокровными и расчетливыми. Капоштийцы были и такими тоже, особенно в общении с имперскими чиновниками. В прочих ситуациях их поведение менялось разительно. Стая циничных волков – что может быть опаснее!
Именно в центре такой стаи Уни и находился в этот вечер. Таверна «Рокриш тамор», что в переводе означало «Славный осел», была заполнена менее чем на треть, однако шуму стояло на всю округу. Знание языка в данном случае только усугубляло проблему, ибо постоянно слышать про успехи других в предельно эмоциональном пересказе было не самым легким испытанием – памятуя обстоятельства