обратно поближе к казино и машине, опёрся на парапет, встав между машинами на стоянке, закурил, щурясь от дыма и ветра, кашлянул пару раз. В потемневшей реке слабыми огнями отражалась размытая набережная.

Пашка затушил окурок и подошёл к водителю, который спокойно себе ждал в машине.

— Артём Владиславович, а вы всегда Лизу возите?

— Да. И с работы, и на работу. И крупье тоже по домам развожу. Они же поздно заканчивают.

— А вчера?

— Вчера нет, я её не отвозил. Она же с Виктором Бруновым уехала. И сегодня с ним должна была приехать. Он иногда её забирает. Хахаль её.

— А кто он, этот Виктор Брунов?

— Да так, шишкарь один местный. Не знаю, что она в нём нашла: грузный, семейный, на вид уж совсем ничего особенного. Ухаживал, правда, за ней красиво, с цветами, подарками. Квартиру вот ей снимает. Они там перекантовываются, чтобы жена ничего не знала. За Лизаветой Петровной такие мужички приударяли, и побогаче, и покрасивее, и поавторитетнее, а она его почему-то предпочла. Чужая душа — потёмки. А уж женская — тем паче.

Пашка снова закурил.

— Хотите? — предложил он Артёму Владиславовичу сигаретку.

— Нет. Спасибо. А ты-то кто ей будешь?

— Да так. Никто. Знакомый просто. Встретились вот в казино.

— А ты случайно не мамы её ученик?

— Да нет.

Пашка на всякий случай перебрал в голове всех учительниц своей школы, прикидывая, нет ли среди них похожих с Лизой. «Марта Егоровна если только, по русскому, или биологичка Ольга Александровна».

— А то мама её — учительница в школе, она рассказывала. Елизавета Петровна Гнесинку52 окончила по классу вокала, а когда начала во всяких клубах, казино работать да на подпевках у звёзд подрабатывать, они с матерью рассорились и не знаются почти. Та хотела, чтобы дочь в театре пела, а уж никак не здесь и не в ночном клубе.

— А отец что?

— Отца, наверное, нету. Она о нём никогда не рассказывала. — Он помолчал, внимательно глядя на Пашку. — А тебя кто так отделал?

— А, это, — Пашка тронул скулу, — о штангу ударился, когда в футбол играл.

Пашка, покуривая потихоньку, болтал с водителем о том о сём: сколько платят шофёру, какой график, о его жене, детях, собаке, о своей, Пашкиной, семье и учёбе. Отец-то его тоже водитель у какого-то богатого дядьки, юриста, что ли. И время так незаметно пролетело для обоих, прошелестело множеством автомобильных шин, улетучилось клубами сигаретного дыма, закатилось солнцем, смолкло птичьими голосами, затонуло в водных бликах. Пашка стоял, прислонившись спиной к бортику набережной, в свете жёлтых фонарей и смолил сигаретку. Артём Владиславович сидел на пассажирском кресле, свесив ноги из машины. Мимо то прибывали, то убывали гости казино. Кажется, политик укатил на «Мерседесе».

В Пашкином обкуренном мозгу застучали каблучки. Вот она Лиза в чёрном пончо, уставшая, но не возмущённая и не злая.

— Это ещё что такое? — она вырвала у Пашки, вышедшего ей навстречу, сигарету и растоптала об асфальт. — Ты почему ещё здесь?

— Тщательно нарушаю приказ и жду главнокомандующего с фронта.

— И давно он курит? — спросила Лиза у Артёма Владиславовича.

— Да почитай с той самой минуты, как вы ушли.

Лиза явно огорчилась и проворчала:

— Не понимаю, куда только родители смотрят? Садись давай в машину, горе ты моё.

— Слушаюсь, товарищ командир! — приложил Пашка руку к пустой голове.

Все трое уселись в машину и плавно отчалили со стоянки. Пассажиры разместились на заднем сиденье.

— Я хочу с тобой завалиться, — прошептал Пашка ей в самое ухо зловонными сигаретными губами.

— Что ты бормочешь? Помолчи, дурачок! — сказала она громко, а в ухо парню прошептала: — От тебя так разит сигаретами и пивом, что мне целоваться с тобой будет противно.

— Можешь не целоваться. Или я зубы почищу Витькиной щёткой. — Он поморщился. — Нет, лучше твоей.

— Ц-ц-ц! — шикнула она на него.

Пашка пытался вести себя прилично, но это давалось ему с большим трудом. Он придумал себе занятие, пока они мерили огни большого города: выкрал левую руку, стянул перчатку и теребил её пальцы. Она делала вид, что ничего не происходит.

— Адрес свой скажи, — потребовала она.

Он повиновался. Через пятнадцать минут Артём Владиславович остановил машину на улице Руставели неподалёку от его дома. Пашке оставалось только пройти дворами.

— Дай мне пинка, если хочешь, чтобы я вышел из машины! — заявил он. — Сам я ни за что не выйду. Я хочу тебя проводить.

Лиза вздохнула и сказала водителю:

— Едем ко мне.

Через пять минут они притормозили у троллейбусной остановки. Лиза и Пашка помахали Артёму Владиславовичу рукой. Когда машина развернулась в конце улицы Добролюбова и, промчавшись мимо с другой стороны сквера, растворилась в зелени, Лиза повернулась к навязчивому ухажёру и подытожила:

— Павел, ты мне надоел. Тебя слишком много. От твоего присутствия мне нечем дышать.

— Заткнись! Утомила уже распоряжаться. Дала бы своим амбалам меня избить, приказала бы, и спала бы сейчас спокойно.

— Сам заткнись! И дай-ка сигаретку!

— Ты же не куришь!

— Курю, курю. Давай!

— Ты ужасная женщина, Лиза Чайка! — воскликнул он и прикурил ей сигарету. — Проси!

— Пожалуйста, дай.

Со словами «давать — не мужское дело» он отдал, и она затянулась глубоко, а потом сказала:

— Помнится мне, кто-то называл меня потрясающей.

— Одно другое не исключает.

— Ну, я рада, что ты узнал моё истинное лицо. А теперь тебе пора домой баиньки, к мамочке под крыло.

Она затянулась ещё раз и бросила сигарету. Пашка раздавил её кроссовкой. Он посмотрел Лизе в глаза, нахмурив брови:

— Я из-за тебя сегодня в футбол не погонял. Проспал весь день. И уроки не выучил.

— Да, это большое упущение, — притворно посочувствовала она.

— И завтра школу прогуляю.

— Очень рада. А, может, всё-таки баиньки? А назавтра в школу?

Он отрицательно покачал головой.

— Я не могу стоять здесь