стенке?» Но его охватывал священный ужас. Он даже мысленно не мог поднять на неё руку, хотя и хлестнул её вчера по щеке. Зачем? Вчера — это была игра. Сработал рефлекс. Сегодня — жизнь. «Как же мужики своих баб метелят? Есть же такие! Сильно о стену, должно быть, шарахнулся. Только бред один в башку лезет. Но я же здесь не для того, чтобы Лизу обидеть. Я пришёл хотя бы взглянуть на неё разок. Так я уже взглянул».

Он присел на верхнюю ступеньку лестницы, не дойдя всего один пролёт до злополучной квартиры. Надо бы уйти, а он не может, не хочет. Прямо как пёс, которого из дома выставили за дверь. Точно, не может отойти, как кобель от течной суки.

Сегодня, когда он джинсы хотел надеть, её таблетки из кармана вылетели и рассыпались по полу. Минут десять их собирал. Потом взял и сожрал зачем-то одну. Он услышал в квартире шум. Похоже, Виктор с Лизой ссорятся. «Ничего себе, визг какой подняла! Он её там, случаем, не убивает? Аж сердце похолодело! Вот и хорьку досталось! Ну и злючка ты, Лизка!»

Дверь открылась. Это, видимо, Виктор выходил. Его догоняли слова возмущённой женщины:

— Вот и живи с ней и детьми, а ко мне больше не суйся! Никогда!

Дверь закрылась, лифт тронулся к третьему этажу.

— Истеричка бешеная! — пробурчал Виктор. — Как котёнка малого тычет мордой в дерьмо. Ну не могу я с женой развестись и бросить детей! Даже признаться не могу! Хотя Валюшка и так, по-моему, знает. И зачем я тебя только встретил такую обворожительную?

Дальше подъехал лифт, и Виктор унял брюзжание.

«Ёлки-палки, да он женат! Теперь понятно, почему она такая обиженная. Он ради неё разводиться не собирается. А тут я ещё прицепился к ней, как клещ-кровосос. И зачем я тебя только встретил такую обворожительную?»

Пашка вдруг выпал из мыслительных процессов и повис в каком-то неясном состоянии. В голове его шарманкой звучала фраза из песенки: «С горя б закурить, да промокли все спички»47.

Из зацикленного состояния его вывела хрустнувшая дверь. Лизин сильный голос вдруг запел:

— Миленький ты мой, возьми меня с собой. Там, в краю далёком, буду тебе женой.48

«О, вот решение! Надо уговорить её уехать со мной в Петербург. Пусть бросит этого хорька и уедет со мной! — Он нахмурился. — Она не поедет. Я не смогу уговорить! Не силой же увозить?!»

Лифт подошёл, и Лиза процокала в кабину. Пашка вскочил и ураганом помчался вниз, не добежав всего пролёт. Он, еле сдерживая разбушевавшееся дыхание, высунул голову, чтобы увидеть хоть её спину, и обалдел: она была в ярко-красном обтягивающем платье с большим треугольным вырезом на спине. Платье прямо горело на ней во время движений. Из длинной узкой юбки вдруг вынырнула левая нога в красной туфле на высоченном каблуке и, показав красивое полное колено и самый краешек бедра, скрылась обратно. Волосы, обнажая умопомрачительную шею, скручены снизу-вверх жгутом, а наверху разбросаны в творческом беспорядке. Руки — в красных перчатках чуть выше локтя, а в них — та самая маленькая чёрная сумочка, что была с ней вчера.

У Пашки от возбуждения встали даже волосы на макушке. От подобного зрелища ему захотелось выругаться страшными словами. «И куда же эта мадам Желай-меня-на-расстоянии отправилась в подобном виде?» — спросил сам себя парень, когда дверь за ней захлопнулась. Может быть, он должен был восхититься и упасть в обморок от изумления, но ему только захотелось поступить с этим нарядом так же, как он поступил с предыдущим. И его тошнило, оттого что у кого-нибудь возникнет такое же желание. «Хоть бы плащик какой накинула сверху, сука! — зло подумал он. — Неужели она и вправду та, кем себя назвала?»

Когда ему удалось вернуть нижнюю челюсть на место, он бросился бежать за ней. Он — из подъезда, она — за угол, через сквер к троллейбусной остановке. Ему полегчало, когда он увидел на ней балахонистое чёрное пончо, которое, видимо, упустил из виду. «Слава Богу, пассажиры не будут лежать в коматозе!» Он едва успел запрыгнуть в последнюю дверь подошедшего голубого троллейбуса и затерялся среди пассажиров на задней площадке. «Только бы не заметила», — думал он, покачиваясь и тайком поглядывая на неё из-за плеча здоровущего мужика. Пашка видел её в профиль после того, как она купила билет у водителя. Ярко-алые губы, опять безумно подведённые и оттенённые глаза! «Ну, кукла! — подумал он, задыхаясь от волнения. — Размалевалась! Как она не боится по городу ходить в таком виде?»

Возле станции метро «Дмитровская» она сошла. На эскалаторе он почти дышал ей в затылок, но она его так и не заметила. В вагоне он поглядывал на неё. Она не была возмущённой, как вчера, но казалась всё такой же отчуждённой и задумчивой. В какую-то секунду ему показалось, что она даже улыбается собственным мыслям. Так задумалась, что вытолкнулась из вагона, когда навстречу пошли пассажиры. По её милости Пашка чуть не остался в поезде, выскочив в последнюю секунду. Со станции «Чеховская» она перешла на «Пушкинскую» и доехала до станции «Улица 1905 года» с красно-мраморными колоннами и серыми металлическими факелами.

Оставив слева памятник «Героям революции», на рабочие спины и засиженное голубями скульптурное знамя которых только мельком успел взглянуть Пашка, дама-мадама пошла в подземный переход под улицу Красная Пресня. Вокруг было людно. Сотворить что-то подобное вчерашнему поступку в подворотне не представлялось возможным, хотя Пашкины нервы пощипывало подобное желание. Было так странно среди всех этих чужих людей, не подозревающих, что тебя влечёт мимо них крепкая невидимая нить. Чувствовать их сторонние запахи и различать в них едва уловимый шлейф Лизиных духов, слышать стуки и шорохи их ног и ловить удаляющийся и нагоняемый стук её каблуков — странно. Он вынырнул спустя пятнадцать шагов после неё в вечерний город. Там, в медленно желтеющем пространстве между низким белым зданием газетной типографии и зелёной живой стеной Парка имени Декабрьского Вооружённого Восстания, они шли пешком, спускаясь к набережной, впереди блондинка в чёрном балахоне на высоченных каблуках, сзади шагах в двадцати от неё сбитый молодой брюнет в мягких белых кроссовках. Второй шёл и гадал, куда идёт первая.

Пашка повернулся и бегло взглянул на себя в окно