И разговор сейчас идёт не про те опечатки, которые кристаллизованы Ильфом: «Держали корректуру девять раз, но на титульном листе было напечено „Британская энциклопудия“».

Опечатки пусть обижают того шофёра из анекдота, про которого сделали огромную статью с гигантским портретом. У шофёра был большой стаж безаварийной работы, и статья называлась «Сорок лет не пердел». Так было написано поперёк портрета, и, говорят, шофёр оставил город вместе с семьёй.

Меня же обижает мысль о том, что проверка не очень нужна, потому что это пишущий человек на самом деле продаёт не буквы, а доверие.

Скажут, что всё это банально. Так и что ж? Всё это надо говорить раз за разом, за ужином и за завтраком, снова — за обедом, и ещё раз — перед тем, как садишься за клавиатуру. Потому что ты можешь ошибиться сам, даже наверняка ты что-то перепутаешь, но пусть это будет больно. Пусть тебе будет мучительно стыдно за то, что ты соврал. Причём соврал, красуясь, радостно и по службе.

Мне скажут — а сам-то? Сам-то ты как? Мне надо признаться, что бессмысленная тяжесть слова и постоянные проверки ужасно тормозили мою буквенную жизнь. Оттого хлеба с маслом в моём доме было недостаточно. И при этом я всё равно ошибался, конечно.

При этом я умирал от ужаса, думая, что я что-то перепутал. В этот момент я был похож на героиню фильма режиссёра Тарковского «Зеркало», что под дождём спешит исправлять ошибку. Потом выясняется, что она думала, что пропустила ошибку в книге. Нам не говорят, какую — актриса Терехова только наклоняется к актрисе Демидовой и шепчет ей на ухо, а та лишь выдыхает. Как-то, совсем недавно, я и сбегал — не под дождём, а по морозу.

Есть ошибки страшные, но не стыдные — к примеру, отец моего отчима пропустил букву «р» в адресе на конверте (он печатал адрес на машинке). Всё бы хорошо, но эта буква должна была быть в слове «Сталинград». Он побежал на почту, там вошли в положение и отдали конверт. Ничем эта история более и не кончилась.

Но это — ошибка страшная, но не стыдная. А вот написать, к примеру, что-то вроде «Пётр Ильич Чуковский» — ошибка стыдная, хоть и не страшная, потому что тебе её припомнят и будут поминать постоянно.

Я дождался утра и позвонил корректорам, а у них телефоны не отвечают. Позвонил опять — нет их всё равно. (Потом оказалось, что у них прокладывали новую пожарную сигнализацию, и все телефоны не работали).

Я занервничал, а потом и решился. Зазвенел трамвай, поехал я в нём как сыч. Только не поливал меня, дождь, как актрису Терехову, а был какой-то дикий по нашим меркам мороз.

Приехал, вломился в комнатку, навёл шуму. Потом оказалось, что я упустил другую ошибку, на соседней странице.

Но есть и у меня смешная история спасения от позора.

Она случилась ровно в те же молодые годы книжной газеты.

Однажды обстоятельства сложились так, что я был похож на бабочку в коллекции, и лежал на больничной койке, привязанный к раме верёвочками, но продолжал писать в газету. Делал я полосу о детском — и написал я о любимом мной писателе Юрии Ковале, а другой текст — о детской литературе вообще. По существовавшим тогда правилам, один текст можно было подписать своим именем, а все остальные — только псевдонимами. Я отослал сослуживцам оба, им самим предоставив решать, что и как называть, и как подписывать картинку.

Иллюстрацию, впрочем, придумал я — фрагмент «Сикстинской Мадонны», оставив от неё только двух задумчивых ангелов, смотрящих вверх.

Прошло года два. Я пришёл в гости к своим друзьям — высокообразованным искусствоведам. Они были ласковы ко мне, наливали в стакан и накладывали в тарелку.

— Знаешь, — сказали они мне. — Мы, кстати, прочитали тогда твою статью о Ковале. Хорошая статья. Но, Боже, какие идиоты работают у вас в редакции!..

— А что? — с недоумением спросил я.

— Да вот рядом с твоей, была там статья о детской литературе…

— Дурная?

— Да нет, ничего особенного, какой-то Синдерюшкин… Но подпись-то, подпись под картинкой… Там, знаешь, два ангела из Сикстинской вырезаны и написано: «Даже ангелы Микеланджело с тоской смотрят на будущее детской литературы».

Я промолчал.

30.01.2017

​Халтура (о халтурных стихах к разным датам, которые написали хорошие люди)

Не так давно один уважаемый главный редактор одного глубокоуважаемого журнала пришёл на выставку и среди прочих надписей на стендах (исторических) обнаружил известный лозунг «Коммунизм — это молодость мира, и его возводить молодым». Всё дело в том, что он обнаружил подпись под лозунгом: «Юрий Визбор».

Другие сразу же стали спорить о том, читали ли вообще современные молодые люди классические стихотворения, и завязался обычный в таких случаях спор о происхождении цитат.

Чрезвычайно, кстати, интересно исследовать происхождение известных цитат и прослеживать их путь и перемену значений.

Действительно, у поэта Маяковского есть стихотворение «МЮД», посвящённое XII Международному коммунистическому юношескому дню (и напечатанное в «Известиях» 5 сентября 1926 года, под рубрикой «За международную солидарность рабочей и крестьянской молодёжи»). Проводили МЮД в первое воскресенье сентября, а после 1945 года (после образования Всемирной федерации демократической молодёжи праздновали уже День молодёжи безо всякого коммунизма — 10 ноября). А вот что когда-то писали про этот праздник в 1924-м: «Первый Международный Юношеский День состоялся 3-го октября 1915 года. Колоссальные жертвы, которые принёс первый же год войны, подготовили почву для широкого проведения антимилитаристической пропаганды. Во всех странах по призыву Международного Бюро велась большая подготовительная работа. Это было первое выступление против войны, и потому оно сыграло громадное значение для усиления антимилитаристической работы. В демонстрациях и митингах за этот день участвовало более 120.000 человек. Особенно ярко праздник прошёл в Скандинавских странах, Германии и Швейцарии. Остановить активность выступлений и митингов не могла и травля революционной молодежи, поднятая вождями 2-го Интернационала. Бурная демонстрация 3 октября в Америке ещё более подчеркнула международную солидарность рабочей молодежи. 3-е октября 1915 года положило начало выступлениям против войны, зажгло огнем классовой ненависти, готовностью бороться с милитаризмом и взрослых рабочих. В этом его громадное значение»[219].

От МЮД только и осталось, что это стихотворение (впрочем, Маяковский потом в других стихах возвращается к эпизоду драки хулиганов с комсомольцами в Новосибирске как раз на демонстрации по поводу МЮД в том же, 1926