Бодров говорит о летучих мышах — местных, больших, опасных. Первую, кхурога, встречать довелось и её можно назвать летучей. Вторая, храхог, из давнего рассказа Бокова, летать не умеет, но зато превосходит второго размерами. Недоразумение, бросившееся на меня и схлопотавшее две пули, ставших смертельными, ни до одной из перечисленных тварей не дотягивает. Хотя, внешне малость похожа. Крыльев нет, но зато есть большой рот, который без труда заглотил половину факела, тем самым потушив его.

— Если это храхог, то он явно не доедал, — сказал я. — Ты что скажешь, Сань?

Бодров, присев на корточки, попросил факел и, получив его, приступил к изучению. Спустя секунд десять сказал:

— Это храхог. Взрослый, потому что детёныши выглядят иначе. Мелкий он по причине отсутствия нормальной кормовой базы. И ещё конечности странноваты, словно переломанные были. Может травма была, поэтому и не питался как следует. Плохо, что в этой пещере они обитают. Там, где есть один храхог, есть и другие. И кхуроги тоже найдутся, можно не сомневаться.

Пока Санька занимался изучением и озвучиванием результатов, я бинтовал руку. Рана от всех движух вскрылась и теперь кровит, поэтому перевязать её было верным решением. Подсобив с узлами, Бодров отдал мне факел и мы продолжили спуск. Плохо, что на неприятности получилось нарваться в самом начале. Интуиция подсказывает — дальше их будет больше. Как количественно, так и качественно…

Спиралевидный спуск закончился спустя километр. По моим предположениям мы находимся на глубине сотни метров, плюс-минус. Естественность пещеры, по окончанию спуска, испарилась. Находимся на развилке, так сказать, потому, что направлений хоть и два, но продолжать маршрут можно только по одному. Первое направление — лаз в конце спуска, диаметр которого не превышает сорока сантиметров. Не пролезть при всём желании. Понять, куда ведёт, тоже никак. Складывается ощущение, что достаточно давно тут произошёл обвал. Тварь, напавшая на меня, скорее всего из этой норы выползла.

Второе направление для пешего путешествия подходит отлично. Искусственностью не то, что пахнет, воняет ей — ровные стены, пол и потолок ещё куда не шло, но вот чистота — совсем из ряда вон выходящая… До развилки нам попадалось много естественного пещерного мусора, но после неё как отрезало, даже пыли нет. И камень, окружающий со всех сторон, странный — ни трещинок в нём, ни потёртостей. Будто по тоннелю, построенному из желтоватого бетона, идём. Радует только то, что кроме дистрофика нами никто не заинтересовался. Нет тут живности. И будто никогда не было.

— Метра два ширина, столько же высота, небольшая куполообразность потолка, идеально ровный пол, — перечислил Саня и, внимательно взглянув на меня, поинтересовался: — Всё ещё думаешь, что природа могла создать такое, Ник?

Я качнул головой.

— Не думаю, Сань. Природе свойственен хаос. И вселенной тоже. Ты хоть раз видел, что бы ручей вытачивал в камне идеально ровный жёлоб?

— А я тут причём? Я, что ли, говорил о естественности пещеры? Ты говорил. Забыл?

— Не забыл. Просто ты не правильно понял. Сказано было так: не знаю, какие звёзды должны были сойтись, чтобы природа такими перфекционизмом баловаться начала. Утверждения, что она это сделала, не было. Звёзды, Сань, сходиться не умеют. Здесь на лицо искусственность. Мы не в пещере. Мы в тоннеле. Идём с максимальной скоростью и радуемся почти идеальным условиям пешей прогулки…

За час прошли около пяти километров. Часы есть, шаги посчитать не проблема, среднюю длину шага знаю. Можно и побыстрее идти, но смысла в этом нет. Силы надо беречь. И факела тоже. Рискуем, но не зажигаем их. Только первое время в кромешной темноте было сложно, но потом ничего, привыкли.

Часы, трофейная и почти раритетная Монтана, пикнули, известив о прошествии пятого часа — столько мы пёрли без остановки. Подсветки часов, как ни странно, теперь хватает для рассеивания мрака. Полезный девайс был найден Санькой среди барахла китайца. Для глаз, привыкших к темноте, тусклая подсветка — немалый источник света, но Саня всё равно запалил факел, свет которого заставил тут же зажмуриться. Пока глаза привыкали, Бодров решительно заявил:

— Война войной, но обед по расписанию. Я не раб, поэтому, если захотел пожрать, то пожру. Да, Ермак?

Я кивнул и устало опустил рюкзак на пол. Устал, чего уж скрывать. Представляю, как устал Саня, ведь тащит на себе он гораздо больше — трубу РПГ-7 так и не бросил. Ныть о её немалом весе, к сожалению, тоже не прекратил.

Заедая жареную рыбу безвкусными, но питательными стеблями островного растения, я думал о будущем. Что нас ждёт впереди? Сможем ли выбраться из пещеры или так и останемся в ней, упёршись в тупик? Сложно загадывать, потому что впереди только неизвестность. Надежда на лучшее не покидает, но и худшее неумолимо взрывает сознание, порой накрывая чуть-ли не паническим страхом. Человек, он такой, любит сомневаться. И ничего не поделаешь.

Тем не менее, надеюсь на благоприятный исход. Сейчас не важно время, хоть и не хочется попусту терять его. Но ничего не поделаешь — оказались в дерьме, так будьте добры выбраться из него. Жизнь одна и придётся приложить немало сил, чтобы сохранить её. Выживали же до это — значит и сейчас должны. Опыта, слава Богу, хватает.

Странности — наши верные спутники с момента, как очнулся. Непоняток столько, что все вряд ли удастся разгадать. Кракен, чёрт бы его побрал, неизвестно как очутившийся в Зубастом озере и разбивающий корабли о скалистый остров. Почему он единственен в своём роде? Где сородичи, или их вообще не существует? Можно смело предположить, что краб-кальмар какой-нибудь мутант, случайно выведенный в лаборатории и ради прикола выпущенный жить в озеро. Вполне имеющая право на жизнь гипотеза. Всяких тварей, ужасных и опасных, в этом мире прорва. И все они похожи на мутантов. Таких в лабораториях безумным учёным в самый раз создавать. Только больные на голову могли в жизнь всю эту «радость» воплотить.

Ладно, краб-кальмар куда ни шло, он единственен и почти не опасен. Рыбками питается. Опасными, зубастыми, имеющими огромную численность родственниками Земных пираний. Кто ответит на простейший вопрос — какого хрена эти пираньи обитают только в озере? Что мешает им заполонить реку Могучую, русло которой проходит сквозь озеро. Ответ: ни-че-го! Но, тем не менее, пираньи в реку не лезут. Их зона существования — это озеро Зубастое. Странность странная, в голове не укладывающаяся, разгадке не поддающаяся. Здравый смысл умыл руки.

Остров, на котором мы пожили самую малость — что с ним не так? Да вроде бы всё так, обычный остров, ничего из ряда вон выходящего. Просто скала, покрытая слоем плодородной почвы, на котором уживаются множество тропических растений, часть из которых дают человеку пищу. Хищников на острове нет, опасностей минимум, еды навалом — чем не рай? Нет, не рай. Для любителей мяса — сущий ад. Захочешь стейков или шашлыка — хрен тебе, жуй траву. Только веганы будут рады жизни на острове. Да и то, до поры, до времени, потому что даже банальный поход за питьевой водой можно приравнять к испытанию силы воли и физических возможностей. Озеро — единственный источник воды, а к нему ещё спуститься нужно. Про обратный путь и речи нет — сложно, дико сложно. В общем, итог такой — дерьмо, а не нормальный остров это.