Простенькая молитва – это не прошение об исцелении и непокаяние в грехах, зато всегда помогает.

Марк, наверное, уснул не сразу. Но тоже уснул, уронив головумне на живот. Когда я пошевелился, мальчишка проснулся. Вздрогнул, но больше ничемпробуждения не выдал.

Молодец.

Нет, есть в нем правильность. Как над аристократами нисмейся, сколько анекдотов ни трави: «Попали на необитаемый остров лорд, купец ивор»… А все равно – посмотришь на дворянина и позавидуешь. Словно все егопредки высокородные за спиной стоят, подбородки гордо выпятив, руки на мечиположив. Не подступись… такого даже убей – все равно победы не почувствуешь.

Видел я однажды атаку преторианского манипула. По молодойдури завербовался в баскский легион, что против иберийцев под Баракальдовыступил, выделения Басконии в отдельную провинцию требовал. Ох… дали же намжару. Угораздило меня оказаться именно на тех позициях, куда преторианцев ипослали. Понятно, все эти бароны да графы иберийские экипированы были – нам нечета. Стальные доспехи, мечи, самострелы, у каждого третьего – пулевикмногозарядный. Да только не этим они нас взяли, совсем не этим. У нас тожеоружие имелось приличное. А по флангам два наших лорда засели соскорострельными пулевиками… как начали стрелять – свои в землю зарылись. Ярядом был, видел, как его светлость лорд Хамон Слово произнес да из ниоткудапулевик вытащил. Личная охрана вокруг сомкнулась, мечи наголо, в глазах –ярость. А Хамон пулевик установил, оруженосец зачем-то воду в ствол залил – иначалось. Грохот, будто все барабанщики легиона тут собрались и в припадке освои барабаны бьются.

Смяли. Семерых положил лорд Хамон, а уж сколько ранил – несосчитать. Только все равно дошли преторианцы до позиции, порубили охрану да вспину лорда пику вонзили, пока он с замолчавшим пулевиком возился. Вот она –дворянская стать!

Только и Хамон не слабее был. Умирал, кровью захлебывался, аСлово сказал. Исчез пулевик скорострельный, прямо из рук иберийцев-победителейисчез. Навсегда. Вряд ли Хамон кому свое Слово при жизни раскрыл…

Я потрепал Марка по голове:

– Подымайся, мальчик. Хватит притворяться.

– Я не притворяюсь. – Марк отстранился.

– Достань огонек, – попросил я. Через миг мне в руку леглазажигалка.

– Сколько времени? – спросил Марк.

– Часов нету. Ты уж извини, – хмыкнул я. Встал, побрелсквозь темноту к стене, где был факел. – Может, у тебя есть? На Слове?

Марк сердито засопел.

– Я вам все назвал, что у меня на Слове есть. Да и какойтолк от часов в Холоде?

– А почему бы и нет?

– Они же не идут там. В Холоде как положишь, так идостанешь.

Вот оно как. Не знал. Значит, и пулевик лорда Хамона сейчастам, в Холоде, а пар из ствола брызжет, брызжет и не кончается…

Я зажег факел, посмотрел на трущего глаза Марка.

– Вечер сейчас, парень. Темнеет уже. Еще часика три подождем– и в путь-дорогу. Как нога?

Он пожал плечами. Оставив факел на стене, я подошел,приподнял мальчишку.

– Обопрись на ногу. Осторожно.

Марк ступил, аккуратно перенося вес на больную ногу.

– Вроде ничего… ой. Колет немного.

На лбу у него выступила капелька пота. Хорошенькое«немного».

– Сядь, – с досадой сказал я. – Штаны снимай.

Пока он покорно расшнуровывал ботинки и раздевался, я снялкуртку, начал отдирать рукава.

– Возьмите…

Марк протянул нож. Никак я не привыкну, что рядом – знающийСлово.

Два взмаха – и вместо куртки я получил жилетку. Эх, долгоодежка служила. У хорошего портного шил – так, чтобы с виду дрянь дрянью, а наделе и тепло было, и крепко.

– А зачем это?

Неужели и впрямь не понимает?

– Ногу тебе перетянуть.

– Можно было мою рубашку…

Я покачал головой. Тонкий батист тут не сгодится.

– Так лучше выйдет. Теперь потерпи.

Минут десять я массировал ему голень. Наверное, Марку былобольно, но он терпел. Потом я плотно замотал мальчишке ногу разрезанными вдольрукавами. Не слишком туго, но так, чтобы поддержать мышцы.

– Спасибо, – тихо поблагодарил Марк.

– На том свете сочтемся, – отрезал я. – Руки перевязать ненадо?

– Нет… спасибо, уже нормально…

Вот уж чего не люблю – когда благодарят. Словно привязываютблагодарностью – с одной стороны, приятно, а с другой – и дальше выхода небудет, кроме как помогать.

– Штаны налезут?

Брюки у него были узкие, из плотной, крашенной индигопарусины. Конечно, на замотанную ногу они не налезли, пришлось распоротьштанину.

– Вот теперь ты нормальный оборванец, – решил я, поглядев наМарка. – Уже не так смахиваешь на высокородное дитя.

Марк испуганно посмотрел на меня.

– Не бойся, – сказал я. – Мне, в общем, плевать, каких тыкровей.

– Почему вы… решили, что я высокородный?

– Да у тебя на лбу фамильное дерево нарисовано. Голубаякровь, фамильный дворец, все дела…

Он по-прежнему был напуган.

Я вздохнул и разъяснил:

– Марк, вот ты вроде обычный пацан. Одет неплохо, но неболее. Грязный, тощий. Только я-то вижу, тебе вся эта грязь – как рубашка счужого плеча. Порода в тебе есть. Благородные предки, камердинер, гувернанткапо утрам умывает, охранник до двери нужника провожает… Что, ошибаюсь?

Марк молчал.

– Ну и Слово… сам понимаешь. Откуда тебе его знать? Одинответ – подарили.

– И что?

– Ничего. Мне-то какое дело? Марк ты, или Маркус, мне едино.Хочешь расскажу, как все с тобой было? Отец твой граф или барон. Вряд ли принциз Дома, хотя… А матушка небось попроще. Бастарду тоже всякая судьба выпадает.Нет у папаши наследника – вот и растят в роскоши. Мало ли как сложится… вдругпридется род наследовать.

Мальчик молчал. Впился в меня темными глазами, выжидал.

– А потом вдруг получилось у аристократа. Законная жена дитяродила. И тут уж… стал ты обузой. Могли и прикончить. Но кто-то постарался,верно? Думаю, папаша твой добрым оказался. Спрятал тебя… на рудники отправил.Все лучше, чем помирать. Так?

– Не… не совсем…