Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Твою мать, — жужжит, вдруг сникнув, Кризи.
— Это откуда? — спрашивает Чен.
— Седжер вытащила это из Эриксона, прежде чем его заклеить, — отвечает Лабин.
— Я бы его хлипким не назвал.
— Но он и впрямь непрочен, — возражает Лабин. — Это кусок, отломившийся при укусе. Застрял между ребрами.
— Ты хочешь сказать, это только кончик? — удивляется Гарсиа.
— Точь-в-точь долбанный стилет, — тихо жужжит Нолан. Маска Чен втискивается между Кларк и Лаби- ном.
— То есть вы на Чэннере спали снаружи с этими засранцами?
— Бывало, — пожимает плечами Кларк. — Если, конечно, это те же самые...
— И они не пытались вас съесть?
— Они идут на свет. Если не включать фонари, то тебя, в общем, оставляют в покое.
— Ну и фиг с ними, — вставляет Кризи. — Значит, никаких проблем.
Луч от фонаря Лабина обводит собравшихся и останавливается на Чен.
— Когда Джина атаковали, вы занимались телеметрией?
Чен кивает.
— Только загрузить так и не успели.
— Значит, придется еще кому-то туда смотаться. И, поскольку мы с Лени уже имели дело с такими вещами...
Луч бьет Кларк прямо в лицо. Мир сжимается до маленького яркого солнца, плавающего в черной пустоте.
Кларк заслоняется ладонью.
— Убери, а?
Темнота возвращается. Смутно проступают серые очертания остального мира.
«Можно было бы просто уплыть, — рассуждает она, выжидая, пока линзы приспособятся к новому освещению. — Никто бы и не заметил». Впрочем, она понимает, что это чушь. Если Кен Лабин выбрал ее из толпы, так просто не отделаешься. Кроме того, он прав. Только они двое уже прошли по этой дороге. По крайней мере, только они выжили.
«Спасибо тебе большое, Кен!»
— Ладно, — наконец говорит она.
ЗОМБИ
Невозможное озеро от «Атлантиды» отделяет двадцать километров. Для тех, кто еще мыслит по-сухопутному — не слишком далеко. Всего-то двадцать кэмэ от мишени? Разве это безопасная дистанция? На берегу таким мелким смещением не обманешь и самый простенький беспилотник: установив отсутствие цели, он поднимется выше, разобьет мир на концентрические круги, тщательно проверит сектор за сектором, и рано или поздно добыча себя выдаст. Черт, да большая часть аппаратов может попросту зависнуть посреди круга и получить обзор на двадцать кэмэ в любую сторону.
Даже посреди океана двадцать километров безопасной дистанцией не назовешь. Никакого фона, помимо самой воды, здесь не существует, с топографией тоже плохо — неразбериха циркуляций, сейшей и ячеек Ленгмюра[3], а еще термоклины и галоклины, которые с таким же успехом отражают и увеличивают, как и маскируют. Возмущения от проходящих субмарин могут распространяться на огромные расстояния, мелкие турбулентности держатся в кильватере долго после того, как подводное судно ушло. Самая невидимая субмарина все же хоть чуть-чуть да нагревает воду: дельфины и следящие аппараты ощущают разницу.
Однако на Срединно-Атлантическом хребте двадцать километров — все равно что двадцать парсеков. На свет надежды никакой — даже солнечные лучи пробиваются не дальше, чем на несколько сотен метров от поверхности. Гидротермальные источники выбрасывают едкую блевотину вдоль свежих скальных швов. Морское дно непрерывно ворчит, горы пинают друг друга в извечной игре «Лягни континент». Топография, способная посрамить Гималаи: рваные трещины вспарывают кору от полюса до полюса. Хребет поглотит все, чем может выдать себя «Атлантида», о каком бы спектре ни шла речь. Зная координаты, еще можно найти цель, но сдвинь их на волосок, и тебе не попасть даже в огромный шумный город. Расстояния в двадцать километров более чем достаточно, чтобы уйти из-под любой атаки, направленной на текущее местоположение «Атлантиды», кроме, пожалуй, бомбардировки полноценными глубинными ядерными бомбами.
Хотя и не сказать, что такого уже не случалось, отмечает про себя Кларк.
Они с Лабином плавно скользят вдоль трещины в застывшем конусе древней лавы. «Атлантида» осталась далеко позади. До Невозможного озера еще много километров. Ни налобные фонарики, ни фары «кальмаров» не горят. Пара движется при смутном свечении сонарных экранов. Столбы и валуны отображаются на них изумрудными линиями, отмечается малейшая перемена давления в окружающей тьме.
— Роуэн считает, что дела плохи, — жужжит Кларк.
Лабин не отзывается.
— Она думает, если это и впрямь окажется Бетагемот, «Атлантиде» угрожает всеобщий когнитивный диссонанс. Все заведутся.
По-прежнему — молчание.
— Я ей напомнила, кто здесь главный.
— И кто же, если не секрет? — наконец жужжит Лабин.
— Брось, Кен. Мы можем парализовать их жизнь в любой момент, когда вздумается.
— У них было пять лет для решения этой проблемы.
— И что им это дало?
— И пять лет, чтобы сообразить, что они превосходят нас в числе двадцать к одному, что нашим специалистам с ними не сравниться, и что группа прокачанных водопроводчиков с антисоциальными наклонностями вряд ли представляет серьезную угрозу в смысле организованного противодействия.
— Все обстояло точно так же и в первый раз, когда мы подтерли ими пол.
— Нет.
Она не понимает, зачем он это делает. Именно Лабин поставил корпов на место после их первого — и последнего — восстания.
— Слушай, Кен...
Их «кальмары» внезапно оказываются совсем рядом. Почти соприкасаются.
— Ты же не дура, — жужжит Кен, заставив ее уязвленно затихнуть. — И сейчас не время валять дурака.
Его вокодер рычит из темноты:
— В те времена они видели, что за нашей спиной поддержка всего мира. Знали, что нам помогли их выследить. Подозревали за нами какую-то наземную инфраструктуру. По меньшей мере, они знали, что стоит нам свистнуть, как они окажутся мишенью для любого, кто знает широту-долготу и располагает самонаводящейся торпедой.
На ее экране возникает большой светящийся акулий плавник — из морского ложа торчит массивный каменный зубец. Лабин ненадолго скрывается по ту сторону.
— А теперь мы сами по себе — продолжает он, вернувшись к ней. — Связей с сушей не осталось. Может, наши все погибли. Может, перешли на другую сторону. Ты хоть помнишь, когда нам в последний раз давали смену?
Она вспоминает — с трудом. Всякому, кто подстроен под гидрокожу, здесь уютнее, чем в компании сухопутников, но в самом начале несколько рифтеров ушли наверх. Давно, когда еще оставалась надежда переломить ситуацию.