— Говорят, его укусили, — продолжает Уолш. — Ты там была, да?

— Нет. Мы просто догнали их у шлюза.

— А похоже на Чэннер, да?

Она пожимает плечами.

Фридман что-то говорит. Во всяком случае, губы у нее шевелятся — изображение не сопровождается звуком. Кларк тянется к пульту, но Уолш привычно удерживает ее руку.

— Я пробовал. На их стороне звук отключен. — Он фыркает. — Знаешь, может, стоит им напомнить, кто здесь главный... Пару лет назад, пытайся корпы отре­зать нам связь, мы бы, самое малое, отключили им свет.

А может, даже затопили бы одну из их драгоценных спа­ленок.

Что-то такое в осанке Фридман... Люди разговаривают с коматозниками так же, как с могильными плитами — больше с собой, чем с усопшим, не ожидая ответа. Но в лице Фридман, в том, как она держится, нечто иное. Можно сказать — нетерпение.

— Это нарушение прав! — говорит Уолш.

Кларк встряхивает головой.

— Что?

— Скажешь, ты не заметила? Половина сети наблюде­ния не работает. И пока мы делаем вид, что это пустяки, они будут продолжать свое. — Уолш кивает на мони­тор. — Откуда нам знать, может, микрофон уже много месяцев как отключен, просто никто не замечал.

«Что у нее в руке?» — удивляется Кларк. Рука Фрид­ман — та, что не сжимает руку любовника, — находится ниже уровня стола, камера ее не видит. Женщина опу­скает взгляд, приподнимает руку...

И Джин Эриксон, введенный в медикаментозную кому ради его же блага, открывает глаза.

«Черт побери, — соображает Кларк, — она перенаст­роила ему ингибиторы».

Она встает.

— Надо идти.

— Никуда тебе не надо. — Уолш ловит ее за руку. — Ты что, хочешь, чтобы я сам все съел? — Он улыбается, но в голосе — едва уловимый призвук мольбы: — Я к тому, что мы уже так долго...

Лени Кларк далеко ушла за последние годы. Нап­ример, научилась не завязывать отношений с людьми, склонными избивать ее до полусмерти.

Жаль, что она так и не научилась восхищаться людь­ми другого типа.

— Я понимаю, Кев, просто сейчас...

Панель жужжит ей в лицо:

— Лени Кларк. Если Лени Кларк на связи, прошу ее ответить.

Голос Роуэн. Кларк тянется к пульту. Рука Уолша падает.

— Я здесь.

— Лени, ты бы не могла заглянуть в ближайшее вре­мя? Дело довольно важное.

— Конечно. — Она отключает связь и изображает для любовника виноватую улыбку. — Прости.

— Ну, ей ты показала, — тихо говорит Уолш.

— Что показала?

— Кто тут главный.

Она пожимает плечами, и оба отворачиваются.

Лени входит в «Атлантиду» через маленький служеб­ный люк, не удостоенный даже номера. Он расположен на пятьдесят метров ниже четвертого шлюза. Люк выво­дит в тесный и пустой коридор. Подвесив ласты через плечо, она пробирается в более населенные части стан­ции. На память о ней на полу остаются мокрые следы.

Встречные корпы сторонятся — она почти не замечает, как сжимаются челюсти и каменеют взгляды, не замечает даже угодливой улыбочки одного из более кротких чле­нов покоренного племени. Она знает, где искать Роуэн, но направляется не туда.

Естественно, Седжер оказывается на месте раньше нее. Должно быть, тревожный сигнал сработал, как только у Эриксона сменились настройки: к тому времени, как Кларк добирается до медотсека, главный врач «Атланти­ды» уже выставляет Фридман в коридор.

— Муж тебе не игрушка, Джулия. Ты могла его убить. Ты этого добиваешься?

Кривые шрамы морщат горло Фридман, торчат из- под закатанной кожи гидрокостюма на запястьях. Она опускает голову.

— Я только хотела поговорить...

— Надо думать, очень важный разговор. Будем наде­яться, ты задержала его выздоровление не больше чем на несколько дней. Иначе... — Седжер небрежно указывает на люк медотсека. В проеме виден Эриксон, снова без сознания. — Ты ведь ему не антацид какой-нибудь дала, черт возьми! Ты же ему всю химию мозга поменяла.

— Извини. — Фридман отводит глаза. — Я не хотела.

— Какая глупость, просто не верится! — обернувшись, Седжер впивается взглядом в Кларк. — Чем могу слу­жить?

— Ты бы с ней полегче. Ее партнера сегодня чуть не убили.

— Вот именно. Дважды. — Фридман заметно вздраги­вает при этих словах, но врач уже немного смягчилась. — Прости, но так и есть.

Кларк вздыхает.

— Джерри, это же ваши люди встроили нам в головы пульты. Не вам жаловаться, если кто-то додумался, как их взломать.

— Это... — Седжер поднимает вверх конфискован­ную у Фридман дистанционку, — должно использоваться квалифицированным медперсоналом. В любых других ру­ках, какими бы добрыми ни были намерения, это орудие убийства.

Она, конечно, преувеличивает. Имплантаты рифтеров снабжены предохранителями, поддерживающими настрой­ки в пределах изначальных параметров: чтобы обойти пре­дохранители, пришлось бы вскрыть самого себя и вручную сорвать пломбу. И все-таки возможности для манипуляций довольно широки. Во время революции корпы умудрились при помощи такого же устройства вырубить пару рифте­ров, застрявших в залитом шлюзе.

Вот почему такие штучки теперь запрещены.

— Дистанционку надо вернуть, — мягко просит Кларк.

Седжер качает головой.

— Брось, Лени. Ваши с их помощью так себе могут навредить, что нам и не снилось.

Кларк протягивает руку.

— Значит, придется нам учиться на своих ошибках, вот и все.

— Вы так медленно учитесь.

Кто бы говорил. За пять лет Джеренис Седжер так и не сумела признать, что на ней узда, а в зубах — удила. Падение с Вершины на Дно тяжело дается любому корпу, а врачам приходится хуже всех. Грустное зрелище — эта страсть, с какой Седжер лелеет свой комплекс божества.

— Джерри, в последний раз прошу: отдай.

Осторожное прикосновение к плечу. Фридман, так и

не подняв глаз, мотает головой.

— Ничего, Лени, я не против. Мне она больше не понадобится.

— Джулия, ты...

— Пожалуйста, Лени. Я просто хочу уйти.

Она удаляется по коридору. Кларк делает шаг следом и тут же возвращается к врачу.

— Это — медицинское устройство, — говорит Седжер.

— Это оружие.

— Было. Раньше. И, как ты помнишь, оно не слиш­ком хорошо работало. — Седжер грустно покачивает го­ловой. — Война окончена, Лени. Давным-давно. Я бы на твоем месте не начинала ее заново. А сейчас... — она смотрит вслед Фридман, — думаю, твоей подруге не по­мешает поддержка.